Судьба по имени Ариэль
Шрифт:
В этой юго-восточной стране состоялся наш очередной рекорд. Самый ранний концерт в истории нашей группы — в 7 утра! Именно, по вьетнамскому времени! Нас подняли в 5.30 и сказали, что люди в парке ждут нашего выступления(?!). И это был не розыгрыш. Приехав на место, мы чуть не «чокнулись»: народу — тьма!.. Так, спросонья, и пели…
Переезд в соседний Лаос почти не заметили — те же лица, та же кухня, народу только поменьше и намного. Здесь очень не повезло нашему барабанщику: гуляя по карнизу второго этажа в одном из коттеджей, имел неосторожность жестко приземлиться, за что и получил кличку — «космонавт». Боря сломал ногу и на его место сел настоящий друг — Лева. Правда, тот имел смутное представление о владении сие шумным инструментом, но с похмелья у него даже выходило неплохо, благо дело мы уже перешли на «Катюшу», «Подмосковные вечера», и уже готовились к возвращению домой. Но, как это часто бывает, «ложка дегтя» появляется именно неожиданно… А произошло следующее.
…Меня всегда восхищала Надя Бабкина. Все концерты, встречи, рауты, непременно заканчивались выступлением этой настоящей русской шоу-певицы. Причем,
Особенно все это нравилось немцам — они от природы какие-то балагуры, хулиганы, особенно во время возлияний…
…В Лаосе прощальный вечер венчал концерт советских артистов на лужайке перед мэрией. На этом вечере присутствовала какая-то важная особа, причем, я бы даже сказал, неприкасаемая. В том смысле, что этот мелкий господин в очках был окружен массой секьюрити, которые следили за каждой эмоцией «его сиятельства», и не подпускали к нему на шаг никого!.. Мы уже отработали, и под влиянием пивного расслабления вкушали последние летние кислородные ванны перед морозным домом. Нужно было только выйти, как всегда, на прощальную казачью песню-танец.
…Замахнув «соточку», Надя прищурилась и спросила у переводчика: «Где тут ваш, особый?…» Тот указал на третий ряд в середину: «Вон, между двумя «амбалами»! — «И-и-и-эх… Распрягайтэ, хлопцы, кони!…» — понеслось над полянкой, и мощное Надино тело, подняв пыль, устремилось прямо на трибуну. И в один миг никто и не успел сообразить, как русская красавица, схватив за руку какого-то тщедушного человечка, выволокла его на сцену. Или удельный вес «амбалов» был меньше надиного в два раза, или Бабкина занималась фехтованием, но факт остается фактом — в мгновение ока этот «куренок» бился в сильных руках нашей артистки, бесполезно пытаясь вырваться. Пока охрана бегала вокруг и кричала на своем языке, что не надо так делать, Надя уже исполняла с дипломатом «тодес», крутив его вокруг себя!…
…Посовещавшись, руководство нашей делегации после международного скандала, приняла решение выслать на Родину раньше времени двух артистов: виновницу, травмировавшую «святейшую особу», и, собственно травмируемого самолично Бориса Каплуна в гипсе… С превеликим трудом, учитывая искреннее раскаяние и наше ходатайство, Надю простили, а Борю оставили на наше попечение!
Вернулись домой, соскучились по работе, надоели эти сплошные беспробудные праздники. «Мелодия» требует писать новый диск. «Каждый день твой» — песня Саши Морозова на стихи Леонида Дербенева легла в основу нашего следующего диска. Честно говоря, он уже не делал никакой погоды, и сама морозовская песня была какой-то дежурной и мелкотемной. Правда, обложка была «на загляденье»! Мы на лошадях, у наших ног — собака колли!.. Это постарался Юрий Теуш — знаменитый челябинский фотокорреспондент европейского уровня. На конном дворе заказал лошадей и снял на память свою красивую собаку… Надо сказать, в то время до меня «докапывались» молодые авторы: это Игорь Корнелюк и Слава Добрынин. Но их песни были очень индивидуальны, и нам не подходили. К тому же мне было даже обидно: в коллективе четыре «композитора», и вроде бы свое развивать надо, но советская система все больше держала нас «под уздцы».
Однажды, один из редакторов «Мелодии» в открытую попытался со мной «поторговаться»: мол, если исполните песню «Ведь ты рыбак-браток!», мы подвинем сроки выпуска вашего диска. Заказ нужно было выполнить для какого-то юбилея города Керчи. Сделал я эту аранжировку грамотно, честно, но в душе глодал «червячок»: не царское это дело… Запомнил я встречу с поэтом Леонидом Петровичем Дербеневым у него дома — привел меня туда Вячеслав Добрынин. Наблюдаю странную картину. Слава диктует поэту такие строчки: «Дорогой, мой родной, родной… мой родной и навеки любимый, мой любимый, любимый, родной, мой родной, мой родной и любимый…». Думаю — что за чертовщина? Потом все стало ясно. Композиторы иногда пишут хорошие мелодии, не имея слов. На помощь приходят поэты, пишущие текст на готовую мелодию, так называемую «рыбу». Все эти дежурные слова, типа «дорогой…» имеют разную длину и разное ударение. Мастерство поэта состоит в том, чтобы в эту ритмику стиха вдохнуть «живое» содержание.
Я просто преклонялся перед Леонидом Петровичем, как он мог эту «белиберду» превращать в прекрасные песни! «Уходишь ты» для меня — это просто «рыбный» шедевр!
В этом году исполнилась моя детская мечта, стать шофером! Имея очки, я как-то и не мыслил себя за рулем. Друзья убедили в обратном. Потом, видя за рулем Каплуна, Шарикова, и мне захотелось… В то время купить машину было целой проблемой, нужно было иметь на нее талон. Его мне устроил директор филармонии Марк Борисович Каминский. Это было большим подарком для меня. «Какая модель?» — спрашиваю. — Тот говорит: «Тринадцатая, классный «Жигуль!» Не разбираясь в моделях, естественно обрадовался, хотя цена — 7200 рублей поначалу вспугнула. Пошел в сберкассу посмотреть, не «накапало» ли там что-нибудь. Надо сказать, что имея авторские права на свои песни, скапливал свои гонорары в своей сберегательной кассе. Для меня было сюрпризом приблизительно раз в месяц заглядывать в книжку. Иногда приходило по триста, четыреста — для меня это было радостным событием, а тут, перед покупкой машины поглядел, и обмер: две с половиной тысячи! Это же — треть машины! В общем недостающие занял у друзей и, вот она — бежевенькая, лупоглазенькая, блестит! Осталось за малым — научиться ездить и выучить права. Помня о том, что у меня тринадцатая модель, сдавал экзамены 13-го — это уже не я, так получи лось. Беру билет и так громко захохотал, что экзаменатор покосился, не пьяный ли… А билет я вытянул под номером… Уже догадались?… В общем, сдал я на четверку, и вместе с братом жены — профессиональным шофером поехали впервые заправляться. Вставив пистолет в бак, пошел платить, но забыл посмотреть на номер колонки. Уже отдавая деньги оператору, крикнул свояку: «Какая колонка?» — Тот выдал: «Тринадцатая!..» —
Свои первые километры на своей новенькой я сделал под Южноуральском, у деревни Кичигино, живя на турбазе «Теремок». Во время летнего отпуска колесил промеж сосен и берез. Это место было нашим любимым местом «отвяза», будь то семейный отдых, или «неофициальный»… Директора базы завода ЖБИ дядю Пашу я ни разу не виде трезвым, поэтому судить о его личности в полной мере не могу! Так же как и тетю Валю — его супругу — милейшую женщину, певунью. Когда бы я ни приехал, меня ждал старенький баян, и в любое время ночи, как ритуал, звучал любимый дяди пашин «Севастопольский вальс». Вот где мы набирались настоящего русского, пусть и далеко нецензурного, фольклора! Их родительская доброта и забота, как магнит, притягивала нас сюда! Сколько приключений выпадало нам в этом краю, одному Богу известно! Приехали мы однажды поздно ночью, смертельно уставшие от какого-то переезда. Стояла теплая летняя ночь, и стол вынесли на природу. Двумя нашими постоянными «гидами» по южноуральскому краю были музыкант Игорь Белоусов и поклонник моего творчества, местный инспектор ГАИ Валерий Саксонов. Вместе с хозяевами быстро соорудили «кафе-бистро» под березой. Затрещал костерок, зазвенели бутылки, нужен был тост. Встал Боря. Ему было особенно трудно в этот момент, он «устал» больше всех, но держался. Возникла многозначительная пауза, все молчали, думая, что Каплун собирается с мыслями. А он просто стоя, уснул… Проснувшись от моего толчка, превозмогая дикцию, еле произнес: «Мы трое суток не спали…», схватился за край скатерти, повалив всю провизию на траву, и упал на спину!.. Что было потом, рассказали более «свежие» друзья. Сказали, что Борис, отдохнув, решил повторить подвиг Снегурочки, пытаясь перепрыгнуть костер. Но, видимо выбрал маленький разбег, после чего рухнул в костер, чудом избежав ожогов…
1984 год, «На острове Буяне»
Если для наших бабушек и дедушек роковой 1937 год казался страшным и непредсказуемым, то для моего поколения эстрадных музыкантов год 1984 можно с уверенностью назвать таким же временем репрессий и геноцида. «40 процентов ВИА должно быть уничтожено!» — так, или почти так гласило тогда постановление минкульта СССР. В чем только не обвиняли молодых музыкантов! Начиная с внешнего вида (всех — подстричь!), кончая буржуазной идеологией, которая «растлила» умы подрастающего поколения… Срочно создаются худсоветы-суды, в обязанности которых входило: во что бы то ни стало придерживаться процентной ставке уволенных, причем любой ценой. В филармониях царила настоящая паника. Множество из них могло лишиться кормильцев: настолько благополучие профессиональных артистов, не имеющих большой аудитории, зависело от «самопальщиков», пригретых этой концертной организацией, которые, имея огромные сборы, попросту кормили всех… Честно сказать, было много «мусора», но, благо дело, народ валом валил на любые группы, и филармоническим администраторам было не до политики. Тупизм в верхах достигло особого предела, когда было рекомендовано, нет, просто приказано на прослушиваниях всем(!) группам исполнять две обязательных песни: «День без выстрела на земле» Тухманова и «Если бы парни всей земли» Колмановского. (Здесь мы, по «обязаловке» сравнялись с фигуристами). Страна лихорадочно готовилась к «экзекуциям». Парикмахерские перевыполняли планы, плохонькие артисты ВИА, предвкушая погибель, уже толпились в ресторанах, хотя и там работа не давала гарантии на дальнейшее существование… Мы особенно не волновались, но все-таки… Гром грянул неожиданно. Оказывается, инкогнито, на наш концерт пробралась кучка диверсантов-худсоветчиков, которые пришли в ужас от того, что у нас нет, во-первых — двух нетленных песен, а во-вторых, мы и длинноволосые, и публика у нас как-то по-западному орёт на выступлении. И, главное, все очень громко! Короче, программу у нас не приняли! Это было равносильно провалу бразильской команды в открытом первенстве Чукотки по футболу! Я помню, «Самоцветы» особенно испугались: если уж «Ариэль» не сдал!.. Вдогонку пришла «телега» из Казахстана с жалобой. Претензии, которые предъявили «агенты» культуры, достойны особого внимания юмористов: не зная, за что нас «укусить», написали, что мы: «…ходили с гитарами наперевес».(?!) Видимо, как фашисты, что ли?… А мы-то и не знали, как надо! В общем, нам дали месяц на исправление!
Пришлось срочно выучить слова песен, абсолютно нам неподходящих. Но выручило пение хором. Аранжировки я делал в лучших «нафталиновых» традициях 50-х. Сложно было с кудрями, но жёны вовремя подсуетились со своими шпильками. Сдавали, слава Богу, в пустом зале. Из своего репертуара я вытащил все, что напоминало о войне. Все подзвучки инструментов были убраны, а Боре приказано играть на барабанах щеточками! Комиссия кушало все это с улыбкой на устах. Еще немного, и они уснули бы сладким сном, дай им при этом пару бокалов пивка… За этим «позорищем» наблюдала Надя Бабкина, спрятавшись на задних рядах, и тихонько похахатывала… Вторая «гроза» прошла стороной и нас не стали «разгонять». Мы перевели дух… Говорят остроумней всех поступил Андрей Макаревич с обязательными песнями: он попросту сыграл их на гитаре в одну нотку, в марше, и комиссия удовлетворилась и этим.
Вспоминая все это, я ничуть не приукрашиваю события, Потом перечитываю, и сам диву даюсь — ум человеческий действительно имеет пределы, но глупость беспредельна… Особенно приказ 80-х: нельзя петь о России! Оказывается, нужно петь о Советском Союзе, а то пахнет русским шовинизмом! По-хитрому этот приказ обошел Владимир Мигуля: он написал песню «В средней полосе России». В министерстве с пониманием отнеслись к этой географической теме, и разрешили ее исполнять…
Летом произошло исполнение моей мечты — родилась Аленушка! Именно 1 июня — в день защиты детей! В пять утра телефон разбудил нас с Олегом. «Это квартира Ярушиных? — раздалось в трубке, — у вас — девочка.» Я подпрыгнул до потолка! «Олег, у тебя — сестренка!» — заорал я, пытаясь растормошить сонного пацана. «Да?… а?… хорошо…» — промямлил Олег и опять уткнулся в подушку… Со скоростью звука я прыгнул в свой «жигуленок» и дал по улице Российской по направлению к роддому сто тридцать в час!..