Судьба попугая
Шрифт:
Он отогнал все мысли и стал читать, закрывая рот ладонью правой руки, чтобы его собственное дыхание не мешало свече освещать слова и буквы этого рассказа:
«Жили-были два товарища. Одного звали Ленин, а другого — Тверин. Оба были умные и красивые, и из хороших семей. Поехали они однажды на каникулы в Германию. А дело еще до Первой мировой было. Поездили они там, посмотрели. И заметил там товарищ Тверин несправедливость, заметил и Ленину ее показал. И тут же предложил исправить эту германскую несправедливость. Но Ленин был рассудителен. „Нет, — сказал он. — Сначала наводят порядок дома, а уже потом на улице!“
Дочитав, Добрынин понял обе мысли этого рассказа. Значит, первым делом надо любое дело до конца доводить, а второе — это про порядок в доме и на улице. Вспомнилось Добрынину, что и отец его любил говаривать: «Конец — делу венец».
И Добрынин закрыл книгу, сдвинул ее на край стола, а сам макнул недоеденный ломоть хлеба в солонку и задумчиво стал жевать.
Ночь продолжалась. Была она сухой и тихой.
Ваплахов чуть слышно посапывал.
«Интересно, какие мысли бродят в этой седой голове?» — подумал народный контролер.
Потом задул свечу и остался сидеть за столом в полной темноте, слушая далекого чужого сверчка.
На следующий день в столовой за обедом Добрынин и Ваплахов увидели Таню Селиванову. Они уже допивали компот, когда в столовую заглянула совсем маленькая девчушка лет десяти и прокричала тоненьким голоском: «Таню Селиванову к начальнику!» Тут же из-за ближнего к двери столика поднялась высокая полноватая девушка с короткими рыжими волосами. Синий рабочий комбинезон был ей очень к лицу.
— Иду! — сказала она уже исчезнувшей за дверью девчонке.
Добрынин и Ваплахов переглянулись.
Этим вечером они закончили работу раньше — одновременно с первой сменой. Завернув все выуженные из карманов пачки папирос в бумагу, они вышли и стали у рабочего входа в шинельные мастерские. Долго ждать не пришлось. Таня Селиванова вышла одной из первых. Вместо синего рабочего комбинезона на ней был нарядный сиреневый сарафан.
— Товарищ Селиванова! — окликнул ее Добрынин. Девушка остановилась, вопросительно посмотрела на примелькавшегося ей в мастерских незнакомого мужчину.
— Я — народный контролер Добрынин, а это мой помощник — товарищ Ваплахов. Девушка занервничала.
— Вы не беспокойтесь, мы бы хотели поговорить с вами, — уже помягче произнес Добрынин.
— У меня что, брак? — спросила Таня испуганно.
— Ну, не то чтобы совсем брак, — Добрынин вздохнул. — Но… пойдемте к нам, поговорим!
Разные мысли посещали Танину головку, пока шли они по улице. В какой-то момент даже захотелось броситься в проходной двор и бежать, бежать как можно дальше. Но все Оказалось не так, как она ожидала.
Придя в маленький домик, эти двое мужчин первым делом посадили ее за стол, а сами стали суетливо вытаскивать кружки, зажигать керогаз, ставить на него чайник.
И уж совсем испуг и неприятные ожидания прошли, когда товарищ Ваплахов, казалось, еще молодой, но уже совершенно седой, приятный мужчина, вдруг ей подмигнул, пока Добрынин, опустившись на корточки перед своей кроватью, рылся
Наконец все трое сидели за столом. Вода вскипела, и чай заварили прямо в кружках. Добрынин протянул руку, переставил жестянку с сахаром-рафинадом с подоконника на стол. Потом встал, взял с тумбочки бумажный сверток и протянул его девушке.
Она развернула сверток, и краска смущения залила ее щеки.
— Ничего страшного, — проговорил Добрынин, поглядывая на Таню. — Мы понимаем, что все это ради победы…
Девушка молчала, потупив взор.
— Но дело в том, что мы не можем отправить на фронт шинели с зашитыми карманами… — словно оправдываясь, сказал Добрынин. — Мы ничего никому не сказали, просто хотели поговорить с тобой, Таня…
— Правда, не сказали? — Таня подняла взгляд на Добрынина. — И Сазонова ничего не знает?
— Никто ничего не знает, — вставил Ваплахов.
— И, может быть, не узнает, — добавил Добрынин. — Но для этого надо перестать зашивать карманы. Девушка загрустила.
— Таня, — мягко заговорил Добрынин. — Давай посылать папиросы почтой, а записки можешь просто вкладывать в карманы — их никто не вытащит…
— Правда? — спросила Таня и посмотрела на Ваплахова.
Ваплахов кивнул.
— А кому посылать папиросы, ведь надо писать адрес… — задумчиво произнесла она.
— О, это нетрудно, — усмехнулся Добрынин. — Надо сделать пакет и написать на нем: «Полевая почта, фронт, лучшему солдату», а там уже знают, кто у них лучший солдат.
— Да, но тогда все папиросы достанутся одному? — сказала Таня.
— Да, но если каждая девушка сделает так, как ты, — заговорил тут Ваплахов, — то у всех героев на фронте будет курево!
— Да, ты бы могла написать на пакете свой обратный адрес, может, этот солдат напишет тебе с фронта… —добавил Добрынин.
Никогда еще Таня Селиванова не чувствовала себя так хорошо, как в этот вечер, сидя за столом с двумя почти незнакомыми товарищами, угощавшими ее чаем с сахаром. Никогда еще у нее не было так радостно на душе от понимания собственного значения в жизни страны! Она пила чай, улыбалась, посмеивалась, когда симпатичный седоволосый человек рассказывал ей о каком-то странном босоногом северном народе, думая, что он просто хочет рассмешить ее. Но на самом деле в это время она уже видела и знала, что надо будет сделать завтра. Она видела, как в обеденный перерыв соберутся они все вместе, вся их бригада, и тогда она объявит о своем почине, о том, что каждая советская девушка, работающая в тылу, должна хотя бы раз в неделю отослать папиросы на фронт лучшему солдату. И если все девушки Советской страны сделают это, то советские солдаты, ощутив такую заботу и женскую нежность, враз победят врага.
Уже темнело, когда Добрынин, проводив Таню в ее общежитие, возвращался к себе.
На улице никого не было, и только стук его ботинок о камни булыжной мостовой вызывал тревожное эхо.
Вдруг откуда-то донесся собачий вой, и Добрынин остановился, мгновенно потеряв нить своих размышлений, в которые его погрузила встреча с этой милой рыжей девушкой.
Вой затих, потом затихло эхо, и снова наступила неприятная, вызывающая дрожь тишина. Добрынин, на какую-то секунду окунувшийся в прошлое, уже собирался продолжить свой путь, как вой повторился и удержал народного контролера на месте.