Судьба принцессы
Шрифт:
— Мне нужно лекарство. Заживляющее раны.
Судя по напряженному лицу полукровки, она напутала все, что только можно было. Он некоторое время думал — Элиэн уже решилась было повторить, — но потом все же прошел к одному из своих многочисленных ящиков, в которых, судя по всему, хранились его запасы.
— Сильный исцеляющий бальзам, помогает при разных травмах, — объяснил Сайлриус — если Элиэн правильно поняла. Она величественно кивнула и, сохраняя на лице маску леди, удалилась. Ее визит к лекарю оказался кратким и почти безболезненным, что она даже порадовалась. Однако беда приходит оттуда, откуда ее не ждут.
— У вас нетвердая походка, — заметил холодный женский голос. Элиэн обернулась и с высокомерием посмотрела на говорившую — ни один мускул на ее лице не дрогнул, хотя Алеса била по больному.
— Ваше величество, — понятливо добавила управляющая, однако глаза ее оставались все также полны холодной насмешки. — Страдаете от внимания?
«Конечно,
— Наслаждаюсь, — также холодно ответила Элиэн вслух. Она бы еще многое могла сказать, но мешал языковой барьер. Зато взгляд говорил за нее. Алеса улыбнулась, и это была улыбка змеи.
Так у Элиэн появился первый в жизни враг…
Она вздрогнула и натянула повыше плащ: выросшая в царстве вечного лета светлая эльфийка никак не могла привыкнуть к холоду Темной Империи. А ведь это, по словам Жериса, всего лишь немного холодное лето. Страшно думать, что будет осенью и зимой.
Книга, покоящаяся на коленях, стала падать, и Элиэн неловко подхватила ее правой рукой, которую тут же прострельнуло болью. По сравнению с тем, что она испытывала ночью, это был детский лепет, зато напоминало о проблеме. В первую брачную ночь Элиэн с такой силой прокусила себе руку, что теперь эта рана никак не заживала — не помогал даже бальзам Сайлриуса, оказавшийся, и правда, чудодейственным. Судя по тому, что она просто не чувствовала половину ладони и не могла пошевелить некоторыми пальцами и запястьем, она прокусила его до костей. Теперь правая рука была практически бесполезна, Элиэн ею даже иголку не могла поднять — и отчаянно скрывала свою рану, которая к тому же начала воспаляться. Объяснить ее лекарю она бы точно не смогла, лишь еще больше бы продемонстрировала всем свою слабость, а этого она допустить не могла. И так, каждое утро вглядываясь в собственное отражение в зеркале, она не понимала, как ее не презирают все окружающие. Бледная, тощая, с темными кругами под глазами и выпирающими белесыми скулами, а в голубых глазах — страх. Жертва, настоящая жертва…
…Каштановые кудри рассыпались по подушке, но в темноте это было невозможно разглядеть. Чужое дыхание вызывало лишь омерзение: хотелось оттолкнуть его, закричать, попытаться спастись — сделать хоть что-нибудь! Но Элиэн продолжала безвольной куклой лежать на шелковых простынях, пока супруг яростно ее насиловал. Руки — даже больная — сжимались под подушкой в кулаки, когда он одним движением раздвигал ей ноги и раз за разом брал, как племенную овцу, когда с силой вгонял в нее свой огромный член, просто разрывающий хрупкую эльфийку. И слезы катились бы из глаз, вот только Темного Императора не разжалобить слезами.
Глава 4
Неприятные разговоры
Глава 4. Неприятные разговоры
Разница между Светом и Тьмой для простых жителей городов и сел вряд ли была заметна. Конечно, крестьянин-человек, увидев орка, поднимет на него вилы, но в общем светлые и темные народы жили достаточно мирно. В Рестании, Свободном Городе, и вовсе можно было увидеть тролля, идущего бок о бок с нимфой. Хотя большая часть темных все же жила в Темной Империи, поэтому конфликтов было мало. Разве что ликаны в Фелин’Сене и на западе Рассветного Леса доставляли светлым эльфам и людям проблемы. Пустыня, простирающаяся по всему югу, вообще не подчинялась делению на Свет и Тьму — там поклонялись Забытым Богам. На самом деле, в них верило намного больше рас, чем казалось. Все, кто не хотел или не мог выбрать между Светом и Тьмой, обращался к древним покровителям их мира, Забытым Богам. Вся прелесть заключалась в том, что рождение троллем или орком не делало существо ярым верующим Тьмы, выбор был у всех, но чаще он обуславливался не расой, а менталитетом. Вековые устои сложно изменить, да и нет смысла. Поэтому оборотни, живущие в Темной Империи, поклонялись Тьме, а те, кто родился в Рестании или людских королевствах — в Свет или Забытых Богов. Иногда даже вера, взращенная родителями, была сильнее, чем та, которая текла в венах. Однако в мире все же существовали две расы, чей выбор был предопределен еще до их рождения — темные и светлые эльфы. Их связь со Светом и Тьмой была настолько сильна, что их желание (если бы вдруг такое появились) практически ничего не значил. Так считалось, потому что ни один дроу никогда бы не принял Свет, ни один житель Рассветного Леса не подумал бы о поклонении Тьме. И хоть две ветви некогда единой расы эльфов были диаметрально противоположны во всем, однако в реальности это почти никогда не выливалось в противоборство:
…— Эту историю у нас все здесь знают, — пожал плечами Жерис, опираясь на лопату. Осень еще даже не приближалась, однако уже становилось все холоднее. Со дня свадьбы Элиэн не прошло еще и двух месяцев. Светлая эльфийка с интересом слушала старого оборотня: в отличие от людей и орков, раса двуликих жила намного дольше нескольких десятилетий, однако они не были бессмертны, как вампиры, драконы, нимфы и, конечно же, все четыре семейства эльфов. Было видно, что Жерис сменил не меньше четырех, а то и пяти столетий. Старость уже подступала к нему, зато он мог рассказать Элиэн много интересного об Империи и — самое главное — об Императоре.
— Какую историю? — спросила она. — Про то, как он убил собственную мать?
— Да. Его мать была главой рода и имела четырех дочерей. По законам Великой Матери любая дроу могла родить лишь трех наследниц. Тогда жрице Шелар’рис пришлось выбирать: она убила самую слабую из своих дочерей. На беду, та оказалась от ее второго супруга, очень мужественного и честного темного эльфа. Тот вступился за дочь, но проиграл жрице самой Тьмы и был убит вместе со своим ребенком. Император… Тогда он, конечно, не был Императором… Так вот он отомстил матери за смерть отца и младшей сестры и убил и ее, и старших сестер, а потом поднял восстание, отрубил голову Верховной Матери и сверг матриархальные устои, которые существовали у темных эльфов со времен их перерождения.
— Так просто, — с легкой улыбкой ответила Элиэн, внутренне содрогаясь: она не представляла, каким надо быть бесчувственным и жестоким, чтобы поднять руку на собственную мать и сестер. Разве можно потом ожидать от такого мужчины, что он будет добр? Удивительно, что он не избивает и по-другому не измывается над Элиэн — видимо, не находит времени. Или она ему не интересна.
— Так это только на словах легко, — хмыкнул Жерис. — Император — исключительный. Отец рассказывал, как они сражались в войну Света. Император самолично вел войско. Он блистательный стратег и лучший воин Темной Империи. Все в Темной Империи его боготворят, он — ставленник Тьмы, и только с ним мы защищены от этих безумных светлых…
Оборотень осекся, виновато глянув на Элиэн. Та даже вида не подала, что ее задели слова Жериса.
— Не ожидала обнаружить в таком величественном, но холодном замке сад, — будничным тоном заметила она.
— Император самолично проектировал замок и столицу. Он, конечно, советовался с градостроителями, но большая часть планов была составлена именно им. Императорский замок — это настоящая крепость, ее стены не возьмет штурмом даже многотысячная армия. Так что сад действительно выглядит странно, — подробно принялся рассказывать оборотень. — Его Император приказал посадить для своей единственной выжившей сестры, Вилеши. Отец рассказывал, как она гулял по этому саду, когда он только видел свой рассвет, — с тоской вздохнул Жерис.