Судьба разведчика: Книга воспоминаний

Грушко Виктор Федорович

Мы встречались со Скоковым два-три раза в месяц, обычно вечером. Скоков произвел на меня впечатление достойного и озабоченного судьбами государства человека, хорошо разбиравшегося в вопросах внутренней и внешней политики, не говоря уже об экономике. Вскоре у нас сложились хорошие отношения, позволявшие отлично понимать друг друга. Это не только помогало нам обоим лучше представлять развитие обстановки в стране, но и имело практическое значение. Когда Российская Федерация начала проводить более самостоятельную, чем ранее, линию в области внешней торговли, я предложил Скокову снабжать российское руководство информацией о возможностях и надежности западных партнеров. Соответствующие поручения были даны Первому главному (разведка)

и Шестому (экономическому) управлениям КГБ СССР. Полагаю, что это было важным шагом, поскольку своего, республиканского Комитета у России, в отличие от других союзных республик, не было.

Наше взаимодействие продолжало укрепляться. Так, Скоков информировал меня о предстоящих поездках Ельцина и других российских руководителей в Кузбасс, Коми АССР и другие регионы. В соответствующие органы на местах сразу были отданы распоряжения о заблаговременной подготовке для приезжающих информационных материалов о насущных социально-экономических и политических проблемах соответствующих автономных республик, краев и областей России, а также об обеспечении безопасности и надежной связи в ходе поездок. Во время визитов Ельцина за рубеж, например в Чехословакию, ему также предоставлялась необходимая информация, в том числе и по линии разведки.

После избрания Ельцина Президентом России с его участием впервые было проведено совещание руководителей российских органов госбезопасности. В нем, в частности, приняли участие Руцкой, Силаев, Попов, Бурбулис. С докладами выступили Ельцин и Крючков. Атмосфера совещания была конструктивной, и все участники остались довольны. Иными словами, у руководства Комитета госбезопасности были достаточно хорошие отношения с руководством России. Ввиду продолжавшегося обострения обстановки в стране председатель КГБ Крючков и министр обороны Язов приняли 5 августа 1991 г. решение создать совместную группу экспертов и поручить ей проанализировать возможные последствия на случай введения в отдельных местностях страны чрезвычайного положения. В эту группу вошли наши ведущие аналитики: бывший начальник секретариата КГБ СССР генерал-майор Владимир Жижин и мой помощник полковник Алексей Егоров, а от Министерства обороны — командующий воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант Павел Грачев. Через два дня они четко доложили согласованные оценки. Суть их сводилась к тому, что ситуация в стране действительно критическая, выходящая из-под контроля, и от государственных инстанций требовалось принятие решительных мер в соответствии с законодательством для недопущения полного хаоса. С другой стороны, эксперты подчеркивали настоятельную необходимость тщательной подготовки таких шагов, поскольку поспешные действия, будучи неверно истолкованными, могли спровоцировать акции гражданского неповиновения с непредсказуемыми последствиями. С мнением экспертов согласились.

Тем не менее буквально через 10 дней этой же группе было поручено на основе ранее принятых, но не выполненных нормативных документов Верховного Совета, Президента и правительства СССР сделать выборку первоочередных мер на тот случай, если высшее руководство страны сочтет все же необходимым ввести чрезвычайное положение. Такой перечень, предусматривавший в первую очередь восстановление конституционной законности и правопорядка, воспрепятствование губительной экономической дезинтеграции, прекращение кровопролитных межнациональных конфликтов, борьбу с преступностью, сохранение единства государства и обеспечение жизненных прав и интересов граждан, был подготовлен.

В субботу, 17 августа, когда я уже собирался отправиться с работы на дачу, мне позвонил Крючков и предложил принять участие в ужине с главой правительства Павловым в недавно построенной представительской резиденции КГБ. Я понял, что встреча будет важной. В резиденции, куда мы вскоре прибыли, я встретил также Язова, Бакланова, Варенникова, Шенина

и Болдина. Главным образом обсуждался вопрос о том, кому ехать к Горбачеву для информирования его о критическом состоянии дел в государстве. Павлов настаивал на немедленной поездке в Форос, поскольку он как глава правительства не намеревался далее один нести ответственность за грозящую катастрофу. Во время беседы Крючкова вызвали к телефону. Звонил Горбачев. Из всей обстановки на встрече явствовало, что ее участники рассчитывали на его понимание и поддержку.

Целью поездки было убедить Горбачева отказаться от бездействия. На следующий день к нему отправились Бакланов, Шенин, Варенников и Болдин. До вечера 18 августа у меня не было никакой информации о результатах поездки в Форос. Впоследствии мне сказали, а теперь в результате всех судебных разбирательств этот факт можно считать установленным, что Горбачев, принимая делегацию своих приближенных из Москвы, был расстроен, плохо себя чувствовал, нервничал и попросту не знал, что делать. Никаких «ультиматумов» ему не предъявлялось. Президент самоустранился от любых решений, заявив, что руководство страны может предпринимать что угодно, но без него. Возвращаться в Москву вместе с делегацией он отказался. Было ясно, что он решил отсидеться и посмотреть, как будут развиваться события, чтобы затем публично высказать свое отношение к ним, приняв наиболее выгодный для себя вариант.

Примерно в 10 часов вечера в воскресенье, 18 августа, раздался телефонный звонок от Крючкова. Он сообщил, что находится в Кремле, и попросил меня подъехать туда за материалами о первоочередных мерах в случае возможного чрезвычайного положения. Очень поздно, около 2 часов ночи, когда мы возвращались на машине председателя на Лубянку, он сообщил мне о только что принятом решении о введении чрезвычайного положения и создании соответствующего Государственного комитета во главе с вице-президентом Янаевым. Я решил не ехать домой, а переночевать на работе. Так все это началось.

В 6 часов утра 19 августа мне стало известно, что в Москву вводятся войска для усиления охраны жизненно важных объектов и недопущения хаоса. Сейчас очевидно, что это было крупной ошибкой. Многие люди, не успевшие разобраться в ситуации, посчитали присутствие в столице вооруженных сил посягательством на свои демократические права. Не прочитав еще программных документов Государственного комитета, не поняв, что единственной целью введения войск было предотвращение массовых беспорядков, грабежей и насилия, часть горожан выступила с протестом против самого факта присутствия танков на улицах Москвы.

В то же время первый день чрезвычайного положения прошел относительно спокойно. Надо подчеркнуть, что он сразу убедительно показал отсутствие у ГКЧП каких-либо репрессивных намерений. Ни один конституционный орган не был упразднен, ни одно должностное лицо не смещено со своего поста. Напротив, введение чрезвычайного положения в отдельных местностях Советского Союза было одобрено Кабинетом министров СССР, а Председатель Верховного Совета страны А.И. Лукьянов назначил проведение через несколько дней внеочередной сессии парламента для обсуждения складывающейся ситуации и документов ГКЧП.

Утром 19 августа Крючков провел совещание руководства КГБ СССР и проинформировал подчиненных о введении чрезвычайного положения. Он подчеркнул, что главной задачей являлось недопущение полного разрыва народнохозяйственных связей между советскими республиками и предотвращение экономического коллапса. Особое внимание придавалось срочным задачам по уборке урожая и подготовке к зиме. Необходимо было также немедленно положить конец межнациональным конфликтам. Крючков несколько раз останавливался на том, что при осуществлении мероприятий следует избегать насилия и кровопролития. Гибель трех москвичей вечером следующего дня на одной из улиц Москвы он воспринял очень тяжело.