Судьба разведчика: Книга воспоминаний
Шрифт:
На совещании в Комитете госбезопасности Крючков упомянул также, что в органы на местах направлена директива о мерах в поддержку чрезвычайного положения. Никто из присутствовавших на совещании генералов возражений или вопросов не имел.
Очень важным моментом во всем этом деле было то, что Верховный Совет СССР в самое ближайшее время должен был собраться и в соответствии с Конституцией страны определить свое отношение к применению Закона о чрезвычайном положении.
Самоизолировавшийся Горбачев не думал ни о Конституции, ни о Законе. Единственное, чем он был озабочен, так это тактикой борьбы за личную власть с Ельциным.
Президент
Ельцину удалось созвать сессию Верховного Совета Российской Федерации быстрее, чем собрался союзный парламент. На сессии были приняты документы с осуждением чрезвычайного положения. Кроме того, Ельцину удалось привлечь на свою сторону командующего воздушно-десантными силами Грачева, которому были обещаны высокий пост и звание генерала армии. В район Белого дома по просьбе Ельцина был послан танковый батальон для усиления охраны этого важного объекта. Никаких других задач у батальона не было.
Тем временем в Москве продолжали усиленно распространяться панические слухи о якобы готовившемся штурме Белого дома, несмотря на ясные заверения Крючкова в телефонных разговорах с руководством Российской Федерации, что об этом не может быть и речи.
Примерно в 10 часов вечера 20 августа мне по этому же вопросу позвонил Юрий Скоков. Я заявил ему, что никаких акций не планируется. Сразу после этого я доложил о разговоре Крючкову, который подтвердил, что в городе совершаются провокации с целью подтолкнуть войска к жестким действиям, однако принято решение никаких ответных силовых мер не принимать. В искренности его слов у меня не было ни малейших сомнений. Вскоре после нашего разговора председатель КГБ прямо в своем кабинете лег спать.
Из Белого дома мне сообщили, что опровержение слухов о его штурме, сделанное мною, доведено до Ельцина.
Еще 20 августа Крючков сказал мне, что по согласованию с Ельциным он намеревается выступить в Верховном Совете России с изложением целей чрезвычайного положения. Аналитическому управлению КГБ СССР было поручено подготовить проект такого выступления. Однако утром 21 августа, после известных событий на улицах Москвы, внезапно появились планы поездки в Форос для доклада о ситуации Президенту Советского Союза и возвращения Горбачева в столицу. Это решение и особенно выбор момента для поездки были для меня не совсем понятными.
За несколько минут до своего выезда в аэропорт Крючков вызвал меня и назначил в его отсутствие временно исполняющим обязанности председателя. В тот же день Министерство обороны начало вывод войск из Москвы.
Вечером я поехал на дачу и узнал из программы новостей, что Горбачев вернулся в Москву, а члены ГКЧП арестованы.
Утром 22 августа мне позвонили в служебную машину по телефону специальной связи и сказали, что со мной будет говорить Горбачев. Президент возложил на меня обязанности временно исполняющего функции руководителя Комитета и добавил: «Попрошу вас проследить, чтобы сотрудники не натворили глупостей». Он явно предостерегал КГБ от непродуманных действий с целью сохранения режима чрезвычайного положения. Я ответил, что сделаю все возможное. Немедленно по прибытии на работу я созвал коллегию для обсуждения ситуации. В соответствии с ее решением во все органы госбезопасности в Центре и на местах были направлены шифртелеграммы о том, что предшествующие директивы о поддержке чрезвычайного положения утратили силу.
Таким образом, введение чрезвычайного положения в стране оказалось, с одной стороны, запоздалым и нерешительным шагом, а с другой — излишне спонтанной, непродуманной акцией, чуть ли не жестом отчаяния.
Глава 20
От сумы и тюрьмы не зарекайся
Вскоре после заседания коллегии КГБ СССР, 22 августа, мне позвонил заместитель председателя Комитета, начальник Первого главного управления Леонид Владимирович Шебаршин и сказал, что только что был в Кремле у Горбачева. Президент назначил его исполняющим обязанности председателя КГБ СССР, от чего Шебаршин был явно не в восторге. Коллегия в составе примерно 20 человек собралась вновь.
А 23 августа из Кремля сообщили, что председателем назначается В.В.Бакатин. Тут же он прибыл на Лубянку и познакомился с коллегией. Буквально через несколько дней подавляющее большинство прежнего руководства оказалось в отставке или запасе.
Суббота, 24 августа. Все на рабочих местах. Звонит Бакатин и спрашивает, где сейчас находится Бакланов. Догадываюсь, что причина интереса — в «ядерном чемоданчике». Выясняю, что О.Д.Бакланов находится в следственном изоляторе «Матросской тишины». Сообщаю об этом Бакатину.
Раздается еще один звонок. На проводе мой старый знакомый, заместитель Генерального прокурора СССР В.Кравцев. Вместе с ним мы выезжали в командировку в Киргизию год назад во время возникших там беспорядков. В его задачу входило расследование массовых убийств, совершенных в результате межэтнического конфликта. Мне же было поручено убедить Первого секретаря республиканского ЦК КПСС пригласить оппозицию за стол переговоров, а не ограничиваться навешиванием на оппонентов клейма бандитов. В определенной степени нам обоим это удалось, хотя с большим трудом, и заняло примерно две недели.
Теперь Кравцев приглашает меня к себе в качестве свидетеля по событиям последних дней. Говорю ему, что в данный момент очень занят на работе, и предлагаю, если есть возможность, подъехать ко мне. Этот вариант не подходит, и мы договариваемся встретиться в прокуратуре по окончании рабочего дня.
«Расскажите все, что знаете», — просит Кравцев. Сообщаю ему о своих действиях и фактах, которые были мне известны. На беседе присутствует еще один человек, который, как выяснилось впоследствии, введен в состав следственной группы «по мою душу». Он делает подробные пометки по ходу моей беседы с Кравцевым.