Судьба самозванки
Шрифт:
– Черт возьми!
– я паникую.
Если бы я знала, как использовать свою магию, это не было бы проблемой. Я могла бы наколдовать что-нибудь или произнести заклинание, или кто знает! Может быть, моя сила заключалась в искусстве уборки, и я смогла бы спасти все, что у меня осталось от Бена.
Но я не могу этого сделать, и я не знаю, насколько велика или недостаточна моя магия, потому что Деверо отняли ее у меня. Может быть, я должна быть благодарна, что меня не убили во второй раз, когда кто-то осмелился перечить им, и пощадили меня, но я не такая.
Лучше
Он никогда бы не встретил меня, так что он никогда бы не умер из-за меня.
Я плачу сильнее, рыча ни на что и на все, и падаю обратно на пол. Перекатываюсь на спину, слезы капают на уши и волосы, когда я начинаю дрожать.
Это все моя вина. Я во всем виновата.
Темперанс мертва.
Бен мертв.
Дядя, вероятно, мертв.
Мы с моей парой желаем друг другу смерти.
– Черт.
Все мое существо сотрясается, и я не могу этого вынести.
Я протягиваю руку, шарю в беспорядке, пока не нахожу достаточно большой кусок стекла, а затем сжимаю его в кулаке, пока лезвие не погружается в плоть.
Для меня ничего не осталось, ни в этом мире, ни в человеческом, а даже если бы и было, я бы этого не хотела.
Итак, с тяжелым чувством онемения я поднимаю острый осколок и провожу им от левого запястья к сгибу локтя. Перекатываясь, сжимаю пепел Бена в кулаке, наблюдая, как моя кровь смешивается с ним, образуя кашицу, которую невозможно спасти.
Я не хочу, чтобы это было сохранено.
Я хочу умереть прямо здесь, рядом с ним.
Я не хочу чувствовать пустоту, которую Найт никогда не заполнит.
Я не хочу дышать затхлым воздухом, когда его нет рядом, только я не хочу, чтобы он был рядом.
– Я ненавижу его! Я ненавижу всех!
– я плачу.
Мои губы приоткрываются, и я кричу до тех пор, пока больше не могу, закрывая лицо руками, а затем ударяя ими об пол снова и снова, пока кровь не потечет не только из ран, которые я нанесла, но и из новых, которые заработала. Мои костяшки деформированы, кости треснули, тело слишком тяжелое, чтобы держаться, когда я падаю назад, ударяясь головой о край койки по пути вниз, но мне, блядь, все равно.
Я.
Блядь.
Закончила.
Усталость накрывает, как теплое, утяжеленное одеяло, и на мгновение я задумываюсь, не пора ли. Атмосфера спокойствия ощущается, как доза героина, и я дрожу, когда лед пробегает по венам, словно сама смерть приветствует меня дома.
Пожалуйста, пускай время пришло…
– Как поживает мой маленький нарушитель спокойствия?
– кажется, я слышу сквозь звенящий белый шум, бьющийся в затылке.
– Какого хрена?!
Мои глаза распахиваются как раз в тот момент, когда кто-то опускается рядом. Сначала его лицо расплывается, но затем детские голубые глаза смотрят в мои. Они дикие, усталые… И что-то еще, чему я не могу дать названия.
– Лендж?
–
– Нет, - я отстраняюсь, но движение прерывается, я качаю головой.
– Что ты здесь делаешь? Лен… оставь меня в покое.
– Этого не произойдет, - он обхватывает руками мое тело, поднимая без малейших усилий, и укладывает на окровавленную койку, пока еще раз внимательно меня осматривает.
– Что черт возьми, на тебя нашло?
– Это то, что твой брат оставил от меня, после смерти моего лучшего друга, - говорю я ему, ожидая реакции, сквозь тяжелые веки.
Он либо ничего не говорит, либо я слишком расфокусирована, чтобы уловить. Скорее всего, первое.
– Мне нужно отвести тебя к целителю.
– Я не хочу что бы меня исцелили, - я пытаюсь вырваться из его рук, глядя на широкие порезы на своих руках, кровь все еще теплыми волнами стекает по коже. Я упрямо поднимаю на него глаза.
– Я хочу умереть.
– Да, но ты же не человек, помнишь?
– он стягивает рубашку через голову, нежно прижимая к моим щекам.
– Для этого потребуется нечто большее. Все, что ты делаешь, это оставляешь себя слабой, чтобы кто-то другой закончил работу или что похуже.
Его слова задели за живое, и я снова начинаю плакать, внезапно став самой слабой версией себя.
– Так сделай это! Пригласи свою мать. Держу пари, ей бы это понравилось, извращенной сучке.
– Ради всего святого, - он заключает меня в свои сильные руки, прижимая к груди.
– Я никуда с тобой не пойду.
Он игнорирует меня, и когда он поворачивается, моя голова откидывается в сторону. Сквозь замутненное зрение я замечаю окровавленный пол с темными комками спутанного пепла и все стекло, разбитое о мрамор. Брызги крови покрывают стены, словно из фильма ужасов, и темнота давит мне на грудь.
– Оставь меня здесь, Ледженд.
– Заткнись нахуй, Лондон, - огрызается он, прижимая меня крепче.
– Я ненавижу тебя и твою семью, - говорю я ему, но тепло его тела притягивает меня ближе, поэтому я снимаю рубашку, свисающую с его плеча, прижимаясь щекой к его обнаженной коже.
– Вот так, детка, - шепчет он, его губы скользят по моему запекшемуся от крови лбу.
– А теперь давай убираться отсюда, а?
Раздаются крики, а затем… темнота.
Улыбка кривит мои губы, потому что, наконец-то.
Наконец-то… Мрачный Жнец пришел за мной.
Я готова к тому, что он отвезет меня домой.
Я просыпаюсь от сильного стука; клянусь, пока идет разговор, кто-то наносит удар за ударом. И у них, должно быть, кастеты, потому что, черт возьми, это чертовски больно. В ушах звенит, а конечности горят, будто вокруг того, что от них осталось, вьется пламя.
– Он убьет тебя, черт возьми, чувак, - говорит кто-то.
Раздается насмешка, а затем: