Судьба — солдатская
Шрифт:
— Даю на размышление сутки. Если среди вас не найдется кто-либо, который скажет, где партизаны, всех заложников подвергну экзекуции. За каждого убитого немецкого солдата вы поплатитесь тремя жизнями.
Заложников загоняли в амбар возле правления. Женщина лет двадцати упиралась и, тыча рукой себе в живот, кричала, вся в слезах:
— Я беременная, пожалейте! Дите ведь тут!
Унтер-толстяк — низенький флегматик — узнал у Зоммера, что она выкрикивает, и, с силой толкнув ее в дверь, сказал:
— Ха! Кляйне русише швайне [16] . —
Амбар, закрыв двери, обкладывали соломой. Оставшихся на улице жителей не распускали. Когда старушка в белом платке присела на корточки, к ней подскочил верзила охранник. Заставил встать. Та встала. С мольбой в глазах показывала, приподняв подол юбки, худые, увитые синими венами ноги. Пригрозив ей автоматом, солдат отошел в сторону.
Зоммер, ошеломленный всем, что увидел, никак не мог прийти в себя. Хотелось чем-то помочь этим беззащитным людям, но чем?.. К нему подошел Фасбиндер.
16
Маленький русский поросенок (нем.).
— Я не понимаю, к чему такая жестокость? — по-русски, не узнав своего голоса, сказал Зоммер — не хотел, чтобы понял стоявший рядом солдат, которого, как он узнал потом, звали Гансом Лютцем.
Фасбиндер сурово посмотрел на него и проговорил — тоже по-русски:
— Вы, господин Зоммер, еще плохой переводчик. В вас еще этот… как его… гуманизм. — И назидательно: — А для нас, арийцев, такого понятия не существует. Третья империя, ради которой мы живем, может быть рождена лишь при помощи крови, путем беспощадной расправы с враждебными нам элементами. Это должен осознать каждый немец, иначе он… не немец.
Зоммер долго молчал. Они глядели друг на друга: Фасбиндер — испытующе, а Зоммер — каким-то неосмысленным взглядом.
— Я не понимаю, господин обер-штурмфюрер, — снова по-русски произнес наконец Зоммер, — что могут дать эти бабы? А ребенок?.. И почему нельзя сидеть людям? — он мотнул головой на крестьян в шеренге. — А потом… если даже их родственники и партизаны… так ведь они все равно не знают их места нахождения.
— О! — притворно улыбнулся Фасбиндер. — Вы ошибаетесь. Они все знают. Посмотрите, как они заговорят завтра! — И добавил: — Нет, я положительно недоволен вами, господин Зоммер. Вы излишне сентиментальны.
Подбежавший солдат Карл Миллер помешал Фасбиндеру говорить дальше. Эсэсовец сообщил барону, что дом для него подобран. Обер-штурмфюрер, приказав старосте через каждые два часа сажать людей на десять минут, забрал с собой офицеров и пошел осматривать избу. Немного отойдя, он остановился. Жестко поглядев на солдат с собаками, оцепивших крестьян, барон улыбнулся чему-то и зашагал дальше.
С северо-запада на небо наползали низкие, тяжелые тучи. Потянуло холодом. Закрапал мелкий дождик. Зоммер с болью в глазах посмотрел на толпу. Скользнул взором по отошедшему от него и ставшему поодаль Гансу Лютцу. Лютц его взгляд поймал. Пристально посмотрев на Зоммера, он подошел к нему и тихо, так, чтобы не слышал кто другой, с ледяным спокойствием стал выговаривать:
— Так вести себя нельзя, господин переводчик. Обер-штурмфюрер было
В глазах Ганса появился плутоватый огонек. Зоммеру показалось, что эсэсовец видит его насквозь. Выручил Карл Миллер. Держа в руках котенка, он приказал Зоммеру взять из машины гитару и следовать за ним.
В избе, куда Карл привел Зоммера, было уютно. Длинный неширокий стол в комнате с двумя окнами, выходящими в сад, закрывала белая льняная скатерть с самодельными кистями. На столе уже стояли бутылки с вином, французский коньяк и закуски — холодные жареные куры, колбасы, сыр, конфеты и шоколад.
Унтер-толстяк, взяв гитару, начал что-то бренчать, возле него на лавке лежала инкрустированная перламутром губная гармошка. Второй офицер безучастно поглядывал в окно. Фасбиндер сидел на стуле. Заулыбавшись, он потянулся к унтеру-толстяку за гитарой. Зоммер размышлял обо всем, что произошло на площади, и о Лютце. «Фашист. Оболваненная гнида. Выслужиться хочет», — вздохнул он и решил, что его надо опасаться больше других.
Фасбиндер попросил Зоммера сыграть. Зоммер взял у него инструмент, чуть задел струны, вслушивался в звуки. Пальцы дрожали. Пересиливая себя, настраивал гитару.
Карл привел хозяйку избы. Фасбиндер потребовал от нее быстро приготовить хороший обед, а солдату по-немецки приказал проследить за ней — отравы чтобы не насыпала.
За каких-то полчаса офицеры осушили, не дожидаясь горячего, бутылку коньяку и бутылку сухого вина. Пили из граненых стаканов. Поглядывая на зеленоватое стекло, морщились. Фасбиндер попросил Зоммера спеть. Тот все еще не пришел в себя. Пальцы не слушались. Запел плохо. Барон подошел к нему и сказал по-русски, грубовато положив на гриф руку:
— Вы знаете, почему я вас взял к себе? Вы мне нравитесь, вернее, мне нравится ваша манера петь и ваш репертуар. Вы же лично имеете много от русских скотов… Этот сантимент… Вас надо еще переломать, чтобы сказать, что вы — немец.
На полу, развалившись в лучах солнца, лежал котенок.
Зоммер посмотрел на котенка. Глаза его из голубых стали темными.
— Я… сентиментален? — бросив решительный взгляд на Фасбиндера, с угрозой в голосе спросил он, тоже по-русски.
Фасбиндер машинально взялся рукой за кобуру. Попятился. А Зоммер, быстро нагнувшись, схватил котенка, выпрямился во весь рост и, размахнувшись, с силой бросил его об пол.
Немая сцена длилась с минуту. Зоммер глядел на комочек постепенно красневшей белой шерсти и думал, вспомнив Сонино требование любыми путями войти к гитлеровцам в доверие: «Раскис!.. Надо взять себя в руки, иначе — конец, как котенку…»
Первым пришел в себя Фасбиндер. Носком сапога он отшвырнул мертвого котенка под прибранную кровать.
— Вот это уже хорошо для начала, — убирая с кобуры руку, процедил он. — Виден характер! — И, подойдя к столу, налил по полстакана коньяку каждому. Весело улыбаясь, смотрел в глаза Зоммеру. Предложил: — За фюрера! Хайль Гитлер!