Судьба Убийцы
Шрифт:
Я молча размышлял. Чьи воспоминания приведут Совершенного к Клерресу? Бесспорно, Игрота. Неужели помыслы и деяния этого гнусного старого пирата таятся в диводреве корабля? Насколько глубоко воспоминания о человеческой семье и членах команды впитывались в древесину дракона?
И я подумал о том, каково было Альтие чувствовать себя капитаном корабля, который всегда будет хранить воспоминания о ее насильнике. А сколько еще пиратов таились в корабле, который хочет стать двумя драконами?
Бесполезные вопросы.
Пер выиграл, и Клеф встал из-за стола. Он выглядел усталым, грустным и гораздо старше, чем тогда, когда мы впервые взошли на
– Товарищи до конца, - сказал он, остальные кивнули и выпили вместе с ним. Это был странный тост, добела раздувший тлеющие угли моей вины.
– Я встану на якорную вахту, - объявил он, и я знал, что это не было его обычной обязанностью. Я подозревал, что он проведет свою вахту около носовой фигуры. Шпион во мне задавался вопросом, могу ли я узнать, о чем они будут говорить. Когда Пер предложил другую игру, я покачал головой.
– Мне нужно немного прогуляться после еды, - сказал я и оставил его убрать за нами игровые принадлежности.
Опершись на поручни, я смотрел, как на пиратский город опускалась летняя ночь. Небо потемнело от голубого до синего, перешедшего в черный, но Янтарь и остальные так и не вернулись. Пер присоединился ко мне на палубе и стал смотреть на горящие огни Делипая. Это было оживленное место, по воде до нас доносилась музыка, позже послышались сердитые крики уличной драки.
– Вероятно, они останутся на ночь в городе, - сказал я Перу, и он кивнул так, как будто ему было все равно.
Мы ушли в каюту Янтарь.
– Вы скучаете по Ивовому Лесу? – неожиданно спросил он меня.
– Я не так много думаю об этом, - сказал я ему. Но я скучал. Не столько по дому, сколько по людям и по жизни, которая там была. Такая жизнь и так недолго.
– А я думаю, - тихо сказал Пер.
– Иногда. Я утратил уверенность в том, какой могла бы быть моя жизнь. Я собирался вырасти выше моего отца, зваться Таллестманом и сменить его в конюшнях, когда он состарится.
– Это все еще возможно, - сказал я, но он покачал головой. На какое-то время он затих. Затем он рассказал мне длинную путаную историю о том, как впервые ухаживал за лошадью гораздо более высокой, чем он мог дотянуться. Я заметил, что теперь он может говорить о своем отце без слез. Когда он замолчал, я смотрел в окно на звезды над городом. Ненадолго я задремал. Когда я проснулся, в каюте было темно, за исключением пятна света от почти полной луны. Пер крепко спал, но я уже полностью проснулся. Не имея представления о том, что меня разбудило, я нашел сброшенные сапоги, надел их и вышел из каюты.
На палубе луна и все еще горящие огни Делипая сделали ночь темно-серой. Я услышал голоса и тихо подошел к носу.
– Ты подтягиваешь якорь, - обвинял Клеф.
– Начался прилив, а дно мягкое. Вряд ли я виноват, что якорь не держится, - голос Совершенного звучал нетерпеливо, как у мальчика.
– Я позову всех членов экипажа, которые сейчас на борту, чтобы удержать тебя на месте, возможно, придется снова поднять и бросить якорь.
– А может и нет. Мне кажется, что сейчас он держится. Возможно, он просто проскользнул.
Я остановился, стараясь дышать как можно тише. Я посмотрел на город и попытался определить, сдвинулся ли корабль. Я не мог понять. Но, посмотрев на Проказницу, я убедился, что он это сделал. Расстояние между двумя живыми кораблями сократилось.
– О, боже. Снова проскользнул, - корабль как будто извинялся, но уж больно весело. Мы приближались
– Совершенный!
– предупредил его Клеф.
– Опять проскальзывает, - объявил корабль, и теперь наше перемещение к другому живому кораблю стало явным.
– Все наверх!
– резко взревел Клеф. Его свист пронзил мирную ночь.
– На палубу!
Я услышал крики и шлепанье ног на нижней палубе, а затем Совершенный заговорил:
– Проказница! Я перетаскиваю якорь. Держи меня!
– Проказница вздрогнула, приходя в себя, подняла голову с широко раскрытыми глазами. Совершенный протянул ей руки, умоляя, и спустя мгновение она потянулась к нему.
– Мой бушприт! – крикнула она, и они едва избежали катастрофы. Совершенный поймал ее за руку и впечатляюще мощным рывком приблизился к ней почти вплотную. Это привело к сильному раскачиванию обоих кораблей, и я услышал тревожные крики экипажа Проказницы. Мгновением спустя Совершенный обнял ее одной рукой, несмотря на усилия, с которыми она пыталась его оттолкнуть.
– Спокойно!
– предупредил он ее.
– Иначе ты безнадежно запутаешь нас обоих. Я хочу поговорить с тобой. И я хочу касаться тебя, пока говорю.
– Оттащите его!
– крикнула она своей высыпавшей наверх команде, тщетно пытаясь оттолкнуться от его рельефной груди.
Клеф выкрикивал команды своему экипажу, кто-то сердито проклинал его с палубы Проказницы, требуя ответить, к какой разновидности идиотов он относится. Клеф пытался объясниться, одновременно лающим голосом отдавая команды своим.
Хохот Совершенного заглушил всю эту какофонию. Кроме голоса Проказницы.
– Уберите его от меня!
– покрикивала на свою команду Проказница. Но Совершенный ухватил ее за волосы на затылке и отогнул голову назад, так что ее обнаженные груди подались к нему. К моему удивлению, он наклонился и поцеловал одну. Когда она вскрикнула от возмущения и вцепилась в его лицо руками, он сильнее потянул ее за волосы. Свободной рукой он дотянулся и схватил сразу несколько канатов из такелажа ее бушприта. На ее удары он не обращал внимания.
– Не пытайтесь меня оттолкнуть!
– предупредил он ее экипаж.
– Убирайтесь с фордека. Вы все! Клеф, отправь всех обратно. И вы, с Проказницы, вернитесь на свои койки. Если только среди вас нет Бойо. Пошлите его ко мне, если он там. Если нет, оставьте нас в покое!
– он снова наклонил голову, чтобы поцеловать Проказницу, но она схватила его за волосы и попыталась их выдрать. Он позволил ей погрузиться руками в его шевелюру, а затем внезапно одеревенел.
– Как ты думаешь, это дерево чувствует боль?
– потребовал он ответа.
– Нет, если я не позволю этого. Но что ты чувствуешь, когда я тебя целую? Ты помнишь гнев Альтии, когда Кеннит принудил ее? Сохранила ли ты это воспоминание, или она лишь моя, эта боль, которую я поглотил, чтобы она смогла исцелиться? Так же, как забрал боль Кеннита от того, что творил с ним Игрот. У тебя остались только человеческие воспоминания? Что ты чувствуешь, деревянный корабль? Или дракон все еще скрывается в тебе? Однажды ты назвала себя Молнией. Вспоминаешь ли ты об этом? Вспоминаешь ли ярость королевы - драконицы, взмывающей ввысь и бросающей вызов всем возжелавшим покорить ее? Кто ты сейчас, Проказница? Женщина, которая борется с мужчиной, или королева - дракон, которая бросает вызов своему партнеру?