Судьба. Книга 3
Шрифт:
От выстрела змея дёрнулась и расслабила кольца, но с места не тронулась.
— Стукни её как следует кетменём! — сказал Елхан дайханину, сердясь на себя за минутное малодушие.
— Боюсь, — чистосердечно сознался дайханин.
— Эх ты!
Елхан решительно шагнул вперёд и прикладом винтовки размозжил змее голову.
— Вот как с ними надо!
Дайханин издали смотрел на него с уважением, однако подойти не решался.
— Не бойся, — сказал Елхан, пнув змею ногой, — она теперь не страшнее саксауловой палки.
Только после этого
— Голова у змеи — самое главное, — пояснил Елхан, — Если целой оставишь, змея через шесть дней оживёт, хоть ты её на две половинки разруби. Обязательно давить голову надо!
Дайханин подошёл к змее, давнул чокаем и тотчас испуганно отскочил в сторону.
— Показалось, что шевелится, — оправдывался он.
Елхан посмеялся над трусливым дайханином и, вскочив на коня, тронул его на рысь — одному ехать скучно, стоит догнать весёлого попутчика.
У моста, переброшенного через широкий магистральный арык, толпилось и шумело человек десять. Там же стояла и двуколка попутчика, только почему-то без коня. Когда Елхан подъехал, всё объяснилось. Шестеро джигитов отобрали у четверых дайхан лошадей, дав им взамен каких-то заморённых кляч. Отобрали вороного и у попутчика — это сразу настроило Елхана против джигитов. Дайхане, сложив руки на груди, униженно кланялись и просили вернуть лошадей. Джигиты, посмеиваясь над ними и бросая издевательские реплики, возились с седловкой. Черкез-ишан стоял в стороне и покручивал ус — происшествие, казалось, скорее забавляло его, чем сердило, и Елхан проникся к нему ещё большей симпатией.
— Эй, вы! — крикнул он джигитам. — Зачем людей обижаете? Сами дайханами не были, что ли? У дайханина лошадь отобрать всё равно, что самого убить.
— А мы им своих взамен оставили! — отозвался один из джигитов, затягивая подпругу.
— Был бы сам здоров — конь найдётся, — поддержал второй.
— Каждый будет добрым, если под ним такой жеребец, как твой серый, — сыронизировал третий.
— Посмотрел бы я, как ты поехал воевать на моей кляче! — сказад четвёртый. — Ни врага догнать, ни самому удрать.
— А кто вас на войну гонит? — спросил Елхан. — Сидели бы дома спокойно.
Джигиты засмеялись.
— Ты, парень, шутник, оказывается!
— У тебя у самого за спиной кочерга висит, или винтовка Ораз-сердара?
— Тебя самого кто послал на войну?
— Меня бедняки послали. — Елхан указал рукояткой плети, — вот такие, как перед вами стоят, у которых ни земли, ни воды — ничего нет. Не первый день за них воюю, а вы — грабите!
— Вы слышали справедливые слова? — обратился молчавший дотоле Черкез-ишан к джигитам. — Верните коней дайханам, не заставляйте страдать бедняков. Моего жеребца можете забрать, — я вам ни слова не скажу. И клячу свою, что мне оставили, тоже заберите. Но честно предупреждаю вас: кто взял, тот и приведёт обратно. Как только в Мары появитесь, так и приведёте. А уж потом разговаривать будем.
Джигиты забеспокоились. Самоуверенный тон Черкез-ишана, презрительная
— А вы кто такой?
— Это неважно! — Черкез-ишан демонстративно повернулся спиной к спрашивающему.
— Нехорошо, — сказал джигит. — Своё имя скрывает только тот, кто боится назвать его.
Эта реплика задела самолюбие Черкез-ишана и он с вызовом ответил:
— Мне таиться нечего! Я Черкез-ишан!
Джигиты растерянно переглянулись и все шестеро, бормоча: «Прости нас, ишан-ага!.. Не знали мы, ишан-ага!.. По неведению согрешили, ишан-ага!», бросились запрягать жеребца в двуколку.
Довольный произведённым эффектом, которого он, честно говоря, и сам не ожидал, Черкез-ишан уселся в двуколку, разобрал вожжи. Трогая коня, сказал джигитам:
— Послушайте доброго совета: верните людям их лошадей, не позорьте себя.
— Как вернуть? — сказал один из джигитов вслед Черкез-ишану. — Бекмурад-бай сказал, что если, хотим быть его джигитами, должны сами достать себе коней. Сказал: насильно отбирайте, если добром меняться не захотят. Мы и выполняем его приказ. А ему такое Ораз-сердар приказал.
Услышав имя Бекмурад-бая, Елхан весь подобрался, как готовящийся к прыжку барс…
— Слушайте меня! — сказал он джигитам. — Вам дали винтовки и дрянных кляч, а вы думаете, что ка свадебный той идёте. Завтра вас погонят под пули, и тогда вы узнаете, что это совсем не то что песок, которым на свадьбе гостей обсыпают, да будет поздно! Послушайте мой совет. Идите к Бекмурад-баю и скажите ему: вот твои клячи, вот твои винтовки, а мы пойдём домой…
Джигиты, раздосадованные потерей самого лучшего коня, вразнобой закричали:
— Хватит с нас советчиков!
— Свои советы при себе оставь!
— Он боится, что из-за нас ему в Чарджоу мало добра достанется!
— Не бойся — мы с тобой поделимся!
— Ладно! — решившись, бросил Елхан. — Человеческого языка не понимаете — поймёте другой язык!
Он поскакал к изгибу арыка, соскочил с коня, отбежал шагов на двадцать в сторону и лёг. Первая пуля тонко и жалобно пропела в горячем воздухе. Поняв, что шутки кончились, джигиты кулями повалились на землю, заклацали затворами. Дайхане побежали от них прочь, оглядываясь и пригибаясь.
Перестрелка длилась долго. Трое джигитов были уже ранены. Елхана пули пока миловали.
Со стороны близлежащего аула показался скачущий всадник в белом тельпеке. Он осадил коня возле дайхан, которые, сгрудившись, как стадо оставшихся без вожака овец, наблюдали за перестрелкой, и отрывисто бросил:
— Что-за шум? Кто стреляет?
От толпы отделился старик-дайханин, схватил всадника за полу халата.
— Голубушка Сульгун-хан… милая Сульгун-джан… поспеши на помощь нашему джигиту! Люди Бекмурад-бая коней у нас отобрала, а он вступился. Теперь они его убить хотят… Голубушка Сульгун-хан, да помогут тебе аллах и все пророки, окажи содействие нашему джигиту, вступись за него!