Судьба
Шрифт:
Федор подошел к столу и, глядя в улыбающиеся лица девиц, потребовал у них предъявить документы.
— Пардон, — вмешался Коробейников. — Не слишком ли вы бесцеремонно?
— Документы, — повторил Федор, даже не взглянув на Коробейникова.
Одна из девиц повела плечами и с вызовом сказала:
— Кто же требует документы в… борделе?
Вторая девица нервно захихикала.
Коробейников заморгал бесцветными глазами. Куликовский стал алым, как роза. Мария укоризненно покачала головой, вздохнула:
— Господи, до чего же вы развращены!..
Первая
— Революция требует жертв.
Тяжелый кулак Федора с грохотом опустился на стол. Подпрыгнули рюмки, зазвенела посуда. Мария побелела.
— Чтобы сегодня духу вашего в Якутске не было, — овладевая собой, сказал Федор. — И вы убирайтесь отсюда на все четыре стороны! — Он махнул рукой в сторону Марии.
— Это произвол, — пробасил Коробейников, застегивая ворот гимнастерки. — Вы превышаете власть.
Федор пошел к двери:
— Завтра получите постановление суда о вашем выселении из Якутска.
Мария охнула и залилась слезами.
На следующий день Марию выселили из Якутска и отправили на старое местожительство — в Бодайбо.
Первым, с кем встретился Петухов в Якутске, был Коробейников. Бывший урядник познакомился с бывшим корнетом лет десять назад в Иркутск у дальних родственников Петухова. Казачья сотня, в которой служил Коробейников, дислоцировалась в то время в Иркутске. Молодой корнет приударял за племянницей Петухова, дочерью троюродной сестры, Оленькой, клялся ей в любви и обещал жениться. Потерявшая голову Оленька затяжелела от корнета, чем привела в отчаяние своего папеньку, отставного штабс-капитана, и маменьку. И было отчего отчаиваться — казачья сотня однажды на рассвете покинула Иркутск, и корнета Коробейникова только и видели.
Урядник Петухов, дяденька Оленьки, поклялся разыскать обольстителя и наказать его. И вот поди же, нежданно-негаданно встретил его через столько лет в самом Якутске. Корнет стоял в военном френче у витрины магазина и разглядывал женские украшения.
— Здравия желаю-с, господин Коробейников, — сказал Петухов зловещим шепотом, подойдя к нему вплотную.
Коробейников встрепенулся, удивленно посмотрел на мешковатого мужика.
— С кем имею честь?
— Запамятовали-с меня? — Небритая физиономия мужика криво улыбалась. — А Оленьку еще помните-с? Свою возлюбленную.
— Какую Оленьку? — Бас Коробейникова самодовольно зарокотал. — У меня их было миллион! Оленек, Танеч… A-а, кажется, узнаю. Господин Петухов?
— Совершенно верно. — Петухов перешел на интимный шепот.
— Какими судьбами? — обрадовался Коробейников и чуть не полез целоваться.
Коробейников понял, что Петухов не желает быть узнанным, и повел его к себе на квартиру.
Прожил Петухов у Коробейникова три дня. Вечерами к Коробейникову приходил Куликовский и служащий окружного военкомата Толстоухов, широколицый брюнет с большими карими глазами. Тоже бывший офицер, недавно освобожденный из тюрьмы.
Если бы кто в это время заглянул
На пароход Петухова никто не стал провожать. Как только рассвело, гость Коробейникова вышел с котомкой за ворота и тут же столкнулся с милиционером. Это был Федор. Не будь Петухов таким пугливым, начальник милиции прошел бы мимо и даже не подумал бы остановить прохожего.
— Здравия… Здравствуйте, — пролепетал Петухов и поклонился.
— Здравствуйте! — вежливо ответив Федор, вглядываясь в лицо прохожего. Что-то очень знакомое было в этой испуганной физиономии. Видел он где-то этого человека, но никак не мог вспомнить, где именно.
Петухов огляделся, как затравленный волк, и вдруг брякнул:
— Документы у меня уворовали и деньги.
— Давно?
— Позавчера.
— Почему сразу не заявили в милицию? Фамилия?
— А-а?..
— Спрашиваю, как ваша фамилия?
— Гусев. Гусев Иван Павлович.
— Гусев? — переспросил Федор. Нет, эта фамилия ни о чем ему не говорила. А лицо удивительно знакомое. — Попрошу вас пройти со мной в милицию.
У Петухова похолодело в груди, а ноги, казалось, вдруг потеряли чувствительность. И не подоспей Коробейников, который видел все в окно и поспешил на выручку, неизвестно, как бы Петухов вышел из положения.
Коробейников с независимым видом поздоровался.
— Иван Павлович — мой гость, — объявил он. — Я бы хотел проводить его на пароход без приключений. — В голосе Коробейникова звучало благородное недоумение.
— Это ваш гость? Почему же вы молчали, что вашего гостя обворовали?
— Да леший с ними, с документами, — тоном ободренного нищего заговорил Петухов. — Новые выпишут. И деньги пустяковые. Спасибо вот им, — он сделал в сторону Коробейникова поклон, — ссудили. Доеду домой.
Коробейников приложил руки к груди:
— Стоило ли беспокоить милицию по таким пустякам, отвлекать… Это я отговорил Ивана Павловича.
Федор еще раз пристально посмотрел на Петухова, пожал плечами и ушел.
Только часа через два вспомнил Федор, на кого походит этот человек — на мачинского урядника Петухова. Он его хорошо запомнил, когда возил в Мачу грузы купца Иннокентия. Вскочил на коня и поскакал на пристань. Но пароход уже отошел.
«Растяпа. Не проверил», — мысленно обругал себя Федор и подумал, что ни одному милиционеру он бы не простил такой оплошности.
IX
Десять дней Семенчик разъезжал по селениям, помогал крестьянам создавать ревкомы. До открытия окружного съезда трудящихся оставались считанные дни. Олекминский комиссар Семен Владимиров объявил сбор делегатов предстоящего съезда в Маче. Оттуда они все вместе должны были выехать в Аннях.