Судьба
Шрифт:
— Своим трудом? А почему же не разбогатели своим трудом его батраки? Их у него полдеревни. А обсчитывал, обмеривал он всю деревню. Продавал товары втридорога! Это не грабеж?
— Кому дорого, пусть бы не покупали. — Настя ускорила шаги.
— Настя, у тебя нет молозей, а у меня их полно. И не на одну я не дам наступать. Даже тебе, — добавил Семенчик после паузы.
Последние слова были произнесены таким тоном, что Настя опять подняла глаза и замедлила шаги. Некоторое время они молчали.
Ты
— Очень.
— Наверно, задушила бы своими руками? Или нет? — Семенчик остановил ее. — Говори напрямик.
Серо-голубые глаза шараповской дочки показались Семенчику такими большими, что в них отразились луна и звезды. Они, не мигая, смотрели на него.
— Нет, — сказала она одними губами. И шепотом повторила — Нет.
Семенчик проводил девушку до самого дома. Шли они молча. Уже у самых ворот Настя как-то внимательно посмотрела на Семенчика и, не попрощавшись, юркнула за калитку.
Всю ночь Семенчик не спал, думал о Насте. Она стояла у наго перед глазами, гордая, красивая и недоступная. У Семенчика еще не было девушки, и он не знал, как с ними держаться.
Если вы, читатель, молоды, поймете юного комиссара, а если ваша молодость уже прошла, вспомните, как легко и трепетно рождается первое чувство, поэтому не будем судить строго нашего героя, влюбившегося в купеческую дочь. А ведь завтра ему уезжать на большие дела, которые он будет совершать именем Революции. Настя и ее родители не только не приемлют революцию, а готовы утопить всех, кто воюет за новую жизнь. Ох, как она на него смотрела!
Майя слышала, что Семенчик ворочается с боку на бок, не спит.
— Ты чего, сынок, не спишь?
— Душно вроде, — ответил он.
Майя встала и приоткрыла дверь.
— Тебе надо выспаться, не то завтра весь день будешь недомогать.
Сама она попробовала задремать, но, почувствовав неладное, набросила на плечи платок, подошла к Семенчику и села у изголовья:
— Тебя что-то тревожит? Не скрывай. От матерей грешно скрывать правду. Ты нездоров? Или случилось что?
— Да нет, мама. Просто не спится почему-то.
— Может, неприятные новости?
— Наоборот, новости одни приятные. Жизнь хорошая начинается.
— Я боюсь, сынок, как бы власть опять не переменилась. Если что-нибудь услышишь, не скрывай от меня.
— Что ты, мама, конечно, не буду скрывать. — Семенчик ласково обнял ее.
— Не дожил твой отец до светлых дней. Увидел бы, как ты вырос…
— А может, он жив, — попробовал он ее утешить.
— Был бы жив, нашел нас. Я еще надеялась: вернется… А сколько лет прошло. — Майя тяжело вздохнула. — Теперь уж ясно, нет человека.
— Мама, я тебе не рассказывал, что побывал в Намском
Майя выплеснула руками:
— Так что же ты молчишь? Как там Николай? Жив, здоров?
— Все живы, здоровы. Отца нашего вспоминают. Толлор рассказал мне, как сожгли дом, который от головы Яковлева перешел к нам.
— Нашли о чем вспоминать, — печально сказала Майя. — Жена Яковлева не померла?
— Говорят, жива. Сын ее в колчаковской милиции служил.
— Торговлю этот негодяй бросил?
— Не знаю. Я его видел в Кильдемцах, у купца Иннокентия.
— Разговаривали?
— Что ты! Узнай он, что я сын Федора Владимирова, конец бы мне. Я ночью убежал… — И неожиданно, без всякого перехода, Семенчик спросил: — Мама, Настя шараповская тебе нравится?
— Настя? — насторожилась Майя. — Я ее мало знаю. Когда мы жили у купца, почти не видела ее. Она не дома воспитывалась. В Иркутске… У родственников. А что?
— Я просто так спросил… День-то начинается, а я так и не заснул.
Майя положила на голову сына руку, как она делала, когда он был маленьким.
— Приглянулась Настя? — спросила она.
Семенчик не умел лгать, признался:
— Да, мама.
— Потому ты и не спишь?
— Не знаю…
— И на что же ты рассчитываешь? Шарапов тебя в зятья не возьмет. Он купец, а ты бедный, комиссар. Не пара вы.
— Не пара? Ты ведь тоже дочь богача, а вышла за батрака. И не считала, что он тебе неровня.
— Другое время было. Мой отец презирал твоего отца только за то, что он беден. А вы с Шараповым — лютые враги. Ты отнял у него имущество и власть.
— Не отнял, а восстановил справедливость. Будь он с головой, должен бы понять: не я, так другой бы это сделал. Ведь революция!..
— Он готов теперь любого убить. Будь осторожнее, сынок. Как бы они тебя не заманили куда-нибудь… Шарапов и все, кто с ним — хуже зверей! Они ни перед чем не остановятся. Боюсь я за тебя!
Майя затопила печь, начала кипятить чай. Всходило солнце. Где-то, вдалеке куковала кукушка.
VI
Шарапов целыми днями сидел дома, нигде не показывался. Все новости узнавал через Петухова и Юшмина, навещавших его раза по три на дню.
— Лавку, где торгует мой кучер, голодранцы осаждают с утра до ночи, — сообщил Юшмин. — Товар раздают почти задаром. Юхим Панаев с детства голым задом светил, а теперь на нем все с иголочки.
— В селе точно престольный праздник, — дополнял картину Петухов. — Все рады, довольны, ругают последними словами старый режим и хвалят Советскую власть.