Судьба
Шрифт:
У Федора учащенно забилось сердце: «В Амге остались!» Значит, цел отряд!..
Постелили нищему возле двери. Скоро он улегся, а старик все еще сидел у камелька, курил трубку.
— В слободу можно пройти? — спросил Федор. — Хочу наведаться туда… Может, разживусь у слободских пашенных мукой.
— Туда не пройдешь, — ответил старик. — Эти «братья», душа с них вон, стоят на дороге и никого не пропускают ни туда, ни оттуда.
— Зря, выходит, тащился в такую даль? — с досадой сказал нищий. — А может, все-таки как-нибудь проскользну?
—
Вскоре хозяева тоже легли спать.
Услышав храп старика, нищий поднялся и, стараясь не шуметь, оделся. Сняв повязку, он выскользнул на улицу и по утоптанной пешеходной дорожке спустился к берегу. Дорожка шла дальше, по реке. Похоже было, что это та самая, о которой говорил старик. Федор постоял, прислушался и пошел дальше по дорожке.
От Усть-Эбе до Амгинской слободы восемь верст. Для такого пешехода, как Федор — не расстояние. По лаю собак, доносившемуся из слободы, путник понял, что он почти у цели. У большой проруби, темнеющей возле тропинки, Федор остановился и огляделся. Отсюда тропинка вела к косогору.
Едва Федор приблизился к косогору, как дорогу преградили вооруженные люди. Они словно из-под сугроба выросли.
— Стой! Руки вверх!
Федор остановился, поднял руки. Его тут же обыскали.
— Куда идешь?
— В слободу.
— Зачем? Бандиты послали?
Федор понял, что перед ним красные, и вздохнул облегченно.
— Ведите меня к командиру, — попросил он.
— Видали, какой прыткий? — заметил один из красноармейцев, видимо старший, — Зачем тебе командир?
— Дело у меня к нему, — хмуро сказал задержанный, давая понять, что он не намерен вступать в объяснения.
— Отведите его к начальнику караула, — распорядился старший. — Там разберутся.
— Ну, батя, топай по этой дорожке, — молодой красноармеец показал рукой, в каком направлении надо идти. — Не вздумай удирать!
— Не убегу, не бойся.
Они поднялись на косогор. В сумраке темнели дома слободы. По пути конвоира и задержанного часто останавливали.
— Бандита ведешь? — спрашивали.
— Говорит, свой, — отвечал красноармеец, — А там кто его знает.
У крайнего дома конвоир приказал остановиться. У ворот ходил часовой.
— Пойди доложи начальнику, что привели задержанного.
— Веди его в караульное помещение, — ответил часовой.
В караульном помещении, освещенном тусклым светом керосиновой лампы, прямо в обмундировании спали на нарах бойцы Только один бодрствовал, сидя за столом.
— Товарищ начальник караула, привел вот человека… Задержали в восточном секторе, — доложил конвоир.
Тот, которого назвали начальником караула, поднялся и подошел к ним. Увидя улыбку на лице задержанного, он спросил удивленно:
—
— Улыбаюсь, потому что рад.
— Чему же ты, старина, обрадовался?
— На моем месте ты бы тоже обрадовался, придя к своим.
— Откуда ты?
— Из Якутска.
— Из города?! — удивился начальник караула. — Трофимов!
Один из бойцов вскочил с нар.
— Я!
Отправляйтесь бегом к командиру и доложите: из Якутска к нам прибыл человек.
«Все спокойные, даже не похоже, что похоронили Алмазова-Гудзинского, — подумал Федор. — Интересно, кто принял отряд?»
Красноармейцы, находившиеся в караульном помещении, проснулись, как по команде, удивленно уставились на Федора. И было чему удивляться: все, кого посылали в Якутск, по дороге перехватывались бандитами и гибли, а этот, гляди, прорвался.
— Садись пить чай, — пригласил начальник караула, — Небось проголодался в дороге, замерз?
Федор не отказался.
— Как обстановка в городе?
— Ничего, живем… Как фамилия командира? — не утерпел Федор.
— А ты что, не знаешь фамилии нашего командира? — насторожился начальник караула.
В караульное помещение торопливо вошел высокий сухощавый человек в бараньей шубе. Потопал валенками, стряхивая снег, и бросился к Федору.
В горле Федора застрял крик удивления, нежданной радости. Алмазов-Гудзинский стоял перед ним, показывая в улыбке жемчужно-белые зубы.
— Трошка!..
— Федя!..
Когда поток восклицаний и междометий прекратился, Трошка жадно стал расспрашивать о новостях. А когда узнал, зачем Федора послали в Амгу, нахмурился:
— Значит, меня уже похоронили.
— Долго жить будешь! — радовался Федор.
Трошка повел Федора к себе. Жил командир отряда у председателя ревкома.
— Будешь пробираться в Якутск или в отряде останешься? — спросил Алмазов-Гудзинский, когда обо всем было переговорено.
— Пойду обратно, — ответил Федор. — В губревкоме должны знать, что с твоим отрядом. А почему бы и тебе с бойцами не попробовать пробиться в Якутск? Какой резон сидеть в слободе? А там вы вот как нужны!..
Алмазов-Гудзинский отрицательно покачал головой:
— Я привык действовать наверняка, а не пробовать. Белые — некудышные вояки, но засады они устраивать мастера. Перебьют по дороге весь отряд. А здесь пусть попробуют! Кроме того, мы связали банду по рукам и ногам. Топчутся вокруг слободы, а дальше ни-ни. А если мы уйдем, они двинутся к Якутску, захватят другие улусы. Нет, нам нельзя отсюда уходить.
…Весь день Федор отдыхал, а ночью той же тропинкой Вернулся в Усть-Эбэ. Подойдя к юрте, из которой он вчера уходил в слободу, прислушался. В юрте как будто тихо. Федор тихонько открыл незапертую дверь. Хозяева крепко спали. Федор ощупью нашел свободное место на ороне, постелил полушубок и лег.