Судьба
Шрифт:
Эту побасенку Федору рассказала старуха Федосья.
Майя помолчала и с печалью в голосе заметила:
— До чего же черствый бог! Не мог прибавить бедняжке яиц.
С наступлением сумерек наши путники добрались до жилища старого рыбака Кыдама. Его юрта стояла на берегу большого озера, недалеко от Лючинского наслега. Хозяева собирались ужинать. На костре в большом медном котле варилась уха из карасей. Вокруг костра сидели дети в ожидании ужина. Девочка лет десяти, самая старшая, была в рваной одежде из синей китайской дабы [17] , остальные, четверо мальчишек,
17
Китайская даба — дешевая хлопчатобумажная ткань.
Майя, никогда не видевшая такой нищеты, не могла скрыть своего удивления:
— Ок-сие!.. [18] Почему ребята голые?
Обиженная хозяйка промолчала, а старик Кыдама, покуривая трубку, прошамкал:
— По всему видно, ты дитя богатых родителей и впервые видишь, как живут бедняки.
— Были богатыми мои родители, — подтвердила Майя, — да бог счастья не дал…
Глаза Кыдамы уставились на Майю. В них были настороженность и любопытство. Он хорошо знал богачей своей округи. Он рубил дрова, косил сено. Недаром прозвали его Кыдама, что значит — большие вилы. Не счесть тех стогов, которые он заметал. Князец их наслега Ньогоро все свое сено велел укладывать только в восемь стогов. В каждом стоге было более ста возов сена. Стог уминали шесть человек. Первым стогометальщиком у Ньогоро был Кыдама.
18
У якутов выражение крайнего удивления.
Дома Кыдама живет только весной, когда в реке много рыбы. Весной он ловит рыбу и досыта кормит свою семью. А как только начинается сенокосная пора, уходит к Ньогоро на поденку и гнет спину до самого покрова.
Старик видел Майю впервые. У богачей, которых он знает, есть и сыновья и дочери, но такой ни у кого нет. Харатаев из другого наслега, но старик, наверно, наслышан и о нем. Но Майя почему-то не назвала своего отца.
— Говоришь, из богатой семьи? А откуда ты и кто твои родители?
— Мой дом далеко отсюда, на берегу Вилюя, — уклончиво ответила Майя.
Старик не стал допытываться — свет большой, река Вилюй длинная, а у них наслег маленький. Своих он всех знает, а там все чужие.
Когда уха сварилась, котел внесли в юрту. Хозяйка, неприязненно поглядывая на непрошеных гостей, стала доставать из котла карасей. Вкусный запах свежей рыбы приятно ударил в нос.
— Вы, поди, голодны? Садитесь к столу, — пригласил Кыдама. — Чем богаты, тем и рады, садитесь.
Майя и Федор не заставили приглашать себя дважды, они подсели к столу. Майе показалось, что такого вкусного ужина у нее никогда не было. Когда с карасями и ухой было покончено, хозяйка не очень ласково спросила, собираются ли гости ночевать или дальше поедут.
Федор и Майя отдохнули днем, и теперь им спать не хотелось. «Но согласится ли Майя ехать на ночь глядя?» — подумал Федор.
— Не худо бы переночевать…
Но Майя не дала Федору договорить:
— Нет, мы, пожалуй, поедем. И так замешкались.
Старик не сводил с гостей глаз, стараясь разгадать, кто они: муж и жена, родственники или просто попутчики? Впрочем, на попутчиков
— Хотите — можете заночевать, — предложил хозяин. — Орон у нас есть, только постелить нечего.
Федор и Майя заколебались: остаться на ночь или ехать дальше? Видя нерешительность гостей, хозяйка бесцеремонно спросила у Майи:
— Это твой муж или проводник?
Майя растерялась. Сказать — не муж, Федор может обидеться; признаться, что муж и жена, начнутся расспросы: откуда, зачем, почему?
— Слышали, говорят: одному ехать — и дорога длинная. Чтобы дорога была короче, мы поехали вдвоем, — выдумала Майя.
Федор одобрительно посмотрел на жену, пошел седлать коня. Хозяин и хозяйка недоуменно переглянулись.
Дорога проходила мимо небольшого кладбища, заросшего травой.
— Федор, ты боишься могил? — спросила Майя.
— Когда один, немного страшновато.
— Тебе черта не приходилось видеть?
— Бог миловал.
— Жалко. А то бы рассказал.
— Бабушка Федосья видела черта.
— Расскажи.
Федор огляделся. Короткая летняя ночь была на исходе. На открытой местности уже светло, а в лесу еще стоял полумрак. Восточный ободок неба пожелтел.
— Случилось это давно, когда Федосья была еще маленькой. Однажды ее мать пошла по делу к соседке. Девочка увязалась за матерью и, плача, добежала до леса, где было кладбище. Мать отхлестала дочь хворостиной и прогнала домой. Упрямая девочки, вместо того чтобы вернуться в юрту, свернула с дороги и юркнула в лес. В лесу она заблудилась и с плачем прибилась к какой-то полуразрушенной юрте. Тут разразилась гроза и полил дождь. Девочка вбежала в юрту. На кое-как сколоченном из теса столе стояли немытые миски и щербатый чугунок, с правой стороны был орон. Измученная и напуганная, девочка забралась на орон и вздремнула. Очнулась она от громкого стука. Девочка открыла глаза и увидела страшилище с оскаленными зубами, с черными глубокими впадинами вместо глаз. Оно вышло из-за печки и позвало к себе Федосью.
Девочка страшно испугалась и притворилась спящей. В это время со двора вбежал мальчик и сказал:
— Бежим отсюда! — Он взял Федосью за руку и вывел из юрты. Они довольно долго шли по лесу, не говоря друг другу ни слова. Потом мальчик спросил:
— Ты есть хочешь?
— Хочу, — ответила девочка.
Мальчик подвел ее к большому пню, усадил на траву, а сам скрылся за пнем. Прошло совсем немного времени — он появился, держа в руках дымящуюся сковородку, полную румяных горячих оладей. Изголодавшаяся Федосья набросилась на оладьи и стала жадно есть.
— Может, поспишь? — спросил мальчик, когда Федосья наелась.
Девочку стало клонить ко сну, и она прилегла у пня на мягкой душистой траве. Когда она проснулась, солнце стояло уже высоко, лес был полон птичего гомона. Девочка осмотрелась: она искала мальчика, но его нигде не было.
— Где Федосья была и кто ее кормил оладьями, она по сей день не знает, — закончил Федор свой рассказ. — А может, все это ей приснилось.
Дорога потянулась по северной окраине большого озера Ннджили, полного всевозможной дичи. С озера со свистом вылетели селезень и кряква. Возле озера у дороги показался маленький бревенчатый домик.