Судьбы Серапионов
Шрифт:
Таково её начало; затем баллада рассказывает о том, как беглец был пойман и расстрелян:
Над его головой голодный волк подымает протяжный вой, Дезертир лежит у волчьих лап с проломленной головой. Над его головой раздувайся и вей, Погребальный саван ветвей, Ветер, играй сухою листвой Над его разбитою головой… [565]Готовился тогда в Питере альманах Серапионов «1921», в него должны были войти две баллады Познера [566] (эта и еще «Баллада о коммунисте»), но альманах не вышел. Поэтическая одаренность Познера впечатлила многих; В. Шкловский, как и К. Чуковский, юного Познера запомнил, но написал о нем без живых подробностей: «Мальчик, очень талантливый в стихах» [567] .
565
Цитирую по берлинскому изданию: Цех поэтов II–III. Берлин, <1923>. С. 76–80.
566
М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литературное наследство. Т. 70. М., 1963. С. 376.
567
В. Шкловский.
Баллада тех лет — жанр, который традиционно связывают с именем Николая Тихонова. Но баллады Познера появились раньше, и ему никакого жизненного опыта для их написания не потребовалось. Знаменитая баллада Тихонова «Дезертир» написана чуть позже, в 1921 году, и посвящена С. Колбасьеву — тогдашние слушатели стихов об очевидном влиянии баллад Познера на поэзию Тихонова (они были лично незнакомы) говорили прямо [568] …
Вова Познер был равноправным участником первого собрания Серапионов 1 февраля 1921 года [569] , и прозвище ему дали Молодой Брат. Но пробыл Серапионом Познер порядка трех месяцев — его родители, как и родители Лунца, восстановили свое литовское гражданство и собрались покинуть Россию. Но — в отличие от Лунца — возраст Вовы Познера не позволял ему расстаться с родителями и остаться в Питере: он должен был следовать за ними.
568
Н. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 74.
569
«Серапионовы братья». Материалы. Исследования. СПб., 1998. С. 84.; И. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 74.
Познеры уезжали с Варшавского вокзала в тот же день и тем же поездом, что и родители Лунца (это было в мае 1921 года). Николай Чуковский и Лев Лунц отъезжающих провожали: «На одном из дальних путей стоял громадный эшелон из теплушек. В каждом вагоне теснилось более десятка семейств… Эшелон должен был отправиться утром, но отошел только вечером, — все не было паровоза…» [570] .
Осенью 1921 года Познер написал письмо уехавшему в августе из России А. М. Ремизову (он сохраняет прежнее представление о широте Серапионовского Братства, включая в него и самого Алексея Михайловича); главная его цель — узнать новости: «Я ничего, ничего, ничего не знаю» [571] . Н. Чуковский вспоминает, что поначалу письма от Познера приходили вообще ежедневно, примерно через год переписка прервалась [572] — если б это была действительно переписка, то Познер бы не спрашивал осенью 1921 года у Ремизова: «Где Корней Иванович и семейство?». Это письмо содержит точную информацию о тогдашнем состоянии Владимира Познера: «Ничего не пишу… Я думаю: самое главное — запечатлеть современность. Но нельзя писать о голоде, когда сыт, о холоде, когда тепло. Я боюсь, что не буду больше писать». В январе 1922 года он посылает Ремизову стихи о русской революции, навеянные ремизовской «Огненной Россией», однако неизвестно, были они написаны до отъезда из Питера или нет.
570
Н. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 74.
571
«Серапионовы братья» в собраниях Пушкинского Дома. С. 176.
572
Н. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 75.
В свою первую годовщину Серапионы Володю Познера вспоминали как своего, и в «Оде» Полонской о нем говорилось, что он «презрел РСФСР» и «живет посланником в Париже» [573] .
В Литве Познеры долго не задержались и перебрались во Францию, где Владимир поступил в Сорбонну (в 1924-м он её окончил). Осенью 1922 года ему удалось выбраться на время в Берлин; тогда это была столица русской эмиграции. В Берлине Владимир Познер почувствовал себя в родной литературной стихии — Горький, Ходасевич, Белый принимали его душевно и с надеждами. В Берлине, как и в Петрограде, его стихами восхищались, но, в отличие от Петрограда, их еще и охотно принимали к печати. «Новая русская книга» (1922. № 9) информировала читателей: «Влад. Познер, молодой поэт о-ва „Серапионовы братья“, печатает стихи в журн. „Эпопея“, „Современные записки“. Имеет готовой к печати книгу стихов „Каменный век“». Книжку стихов выпустить не удалось, а вот «Эпопея» Андрея Белого в последнем, четвертом номере (1923) действительно напечатала стихи Познера «Вся жизнь господина Иванова». 10 октября 1922 года Илья Эренбург писал Елизавете Полонской из Берлина: «Еще здесь сейчас Познер… Очень милый мальчик. Стихи пока плохие. Белый его возвел в Пушкины — как бы не свихнулся…» [574] . В тот же день Горький сообщал Слонимскому: «Вчера у меня был Вова Познер, читал две хорошие поэмы: „Лизанька“ и „Вся жизнь г. Иванова“, — славный поэт и хороший парень» [575] .
573
Вопросы литературы. 1993. № 6. С. 359.
574
Вопросы литературы. 2000. № 1. С. 310.
575
М. Горький и советские писатели. С. 383. Далее в тексте публикации обозначена купюра (в 1963 г. соотечественники Горького не имели права знать все, что он думал о Познере).
Весной 1923 года Познер снова был в Берлине — познакомился с Борисом Пастернаком (потом с ним переписывался [576] ); виделся с Горьким [577] и тогда же после этой встречи Горький написал в статье о Серапионовых братьях: «Мне очень нравятся баллады В. Познера, юноши, живущего ныне в Париже, где он учится в Сорбонне и откуда весною, кончив курс, намерен вернуться в Россию в круг „Серапионовых братьев“. Он пишет свободным стихом, обладает юмором, в его поэмах странно сочетаются ирония и пафос» [578] .
576
Из истории советской литературы 1920–1930-х годов. Литературное наследство. Т. 93. М., 1983. С. 720.
577
13 марта 1923 года Горький писал Слонимскому: «Вам кланяется Познер» (М. Горький и советские писатели. С. 385).
578
М. Горький и советские писатели. С. 563.
Кончив курс в Сорбонне, Познер в Россию не вернулся.
Первый и единственный
С 1929 года Владимир Познер перешел в литературе на французский язык; поэзию, которой было отдано столько времени, усилий и любви, он бросил вообще. Отныне Познер прозаик и отныне же ударение в его фамилии переносится на последний слог. При этом Познер не порывает связи с русской литературой и русскими писателями — как живущими в Париже (опубликованы два письма к нему Марины Цветаевой 1929 года [581] ), так и приезжающими туда из СССР.
579
Подробнее об этом см. заметку А. Парниса о Познере в энциклопедии: Писатели русского зарубежья 1918–1940. М., 1997. С. 314–316. Добавлю отклик из письма Г. Адамовича к З. Гиппиус 2 сентября 1928: «Вы спрашиваете о стихах Познера — мне очень нравится, хотя слишком слабые. Но мне приятна задумчивость…» (Диаспора. Новые материалы. Вып. III. Париж; СПб., 2002. С. 510. Публикация Н. А. Богомолова).
580
См. письмо Пастернака Познеру от октября-ноября 1929 г. (Из истории советской литературы 1920–1930-х годов. С. 726–727).
581
М. Цветаева. Собр. соч. Т. 7. М., 1995. С. 352–353.
Сохраняется и его литературная связь с Серапионами — дело в том, что отныне Познер переводит русскую прозу и пишет о русской литературе обзорные книги. «Дорогой Витя, — обращается 3 января 1925 года Познер к Виктору Шкловскому… — Я буду переводить „Сентиментальное путешествие“ для одного французского издательства. Придется сократить: французы не любят слишком длинных книг… Насчет денег вот. С Россией нет договора, потому обычно французы не платят русским авторам ни копейки. Но я тебе пошлю треть своего гонорара… У меня к тебе просьбы. Во-первых, печатай почаще мои статьи. Во-вторых, устрой мне перевод какой-нибудь книги на русский. Мне до отчаяния нужны деньги…» [582] . В «Антологии современной русской прозы», выпущенной Познером по-французски весной 1929 года в собственных переводах, были, наряду с другими советскими писателями, представлены и Серапионы: Федин, Вс. Иванов, Каверин, Никитин, Слонимский, Тихонов и Зощенко. Тогда же была издана книга «Panoramas des litteratures contemporaines. Literature russe, par Vladimir Pozner»; в книге есть главка о Серапионовых братьях, персональные главки о поэзии Тихонова, о работе Шкловского и Лунца [583] , о прозе Федина, Вс. Иванова и Зощенко, о приключенческом жанре Каверина. В 1929 году Познер ведет переписку с Пастернаком, посылает ему свои книги, получая в ответ пять замечательно подробных и откровенных писем (уже в первом из них Пастернак пишет о современных русских прозаиках: «Я думаю, что огня и гения, так сказать, больше всего у Бабеля и Всеволода Иванова. И однако из крупных наших писателей мне всего ближе Пильняк и Федин» — и мотивирует это заключение [584] ).
582
Из писем Владимира Познера В. Б. Шкловскому // Диалог писателей. Из истории русско-французских культурных связей XX века. 1920–1970. М., 2002. С. 209. «Сентиментальное путешествие» вышло в переводе Познера в Париже (издательство Кра) в том же 1925 г.
583
Пастернак по этому поводу пенял Познеру на то, что, «посвятив две страницы Лунцу», он «обошел совершенным молчаньем Ник. Асеева (поэта мирового и бессмертного в сравнении с Кирсановым и Ватиновым)» (Из истории советской литературы 1920–1930-х годов. С. 723).
584
Там же. С. 721.
Поддерживая контакты с советскими писателями, которых он видел в Париже, Познер пишет, например, Лидину (в этих полуделовых письмах зафиксирован его постоянный интерес к событиям русской литературы) 18 ноября 1930 года: «Если встретите Зощенко, скажите, чтоб прислал собрание своих сочинений»; 29 декабря 1931 года: «Эренбурги вернулись из Испании на Монпарнас. Все по-прежнему. Ждем приезда Замятина»; 2 апреля 1934 года: «Когда же должен точно состояться Всесоюзный съезд писателей? Известно ли уже? Не отложен ли снова?» [585] . На Первый съезд писателей в Москву Познер приехал в составе французской «делегации» (Мальро, Ж.-P. Блок, Арагон, секретарь Барбюса Удеану). Н. Чуковский, видевшийся с ним тогда, вспоминал: «Мне сказали, что Вова Познер сидит в буфете Дома Союзов, и я со всех ног помчался в буфет. Он сидел за столиком, совершенно такой же, как прежде, только не в толстовке, а в пиджаке. К моему удивлению, он меня не узнал.
585
РГАЛИ. Ф. 3102. Оп. 1. Ед. хр. 850. Л. 2, 9, 12.
— Вова!
Он поднялся со стула и неуверенно протянул мне руку. Но через мгновение мы уже целовались…» [586] . (Когда через двадцать лет в Варшаве с Познером встретился Федин, он — наоборот — был поражен тем, что французский писатель вел себя так, как будто расстались они вчера — называл его «Костя» и на ты [587] ).
В 1932 году Познер вступил во французскую компартию и оставался в ней до конца жизни; но эта его политическая деятельность (даже такие эффектные её страницы, как борьба с алжирскими террористами в 1940–1950-е годы), как, впрочем, и деятельность литературная, к нашим сюжетам уже не имеют отношения.
586
Н. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 75.
587
Там же. С. 81.
В 1991 году Владимир Познер по приглашению ИМЛИ приезжал в Москву, но никого из Серапионов в живых не застал…
13. Младший Брат Николай Радищев (Чуковский) (1904–1965)
Сохранилась афиша вечера Серапионовых Братьев в Доме Искусств 26 октября 1921 года: вступительное слово — Шкловский, стихи — Елизавета Полонская и Николай Радищев, проза — Михаил Зощенко, Николай Никитин и Лев Лунц [588] .
Николай Радищев — поэтический псевдоним Николая Чуковского; в 1921 году — весной и поздней осенью он посещал все Серапионовские сборища, как младший Брат и только потом от Серапионов перебрался в «Звучащую раковину». Как и его друг Вова Познер, Николай Чуковский именовался младшим Серапионом, хотя индивидуального прозвища не получил.
588
«Серапионовы братья» в собраниях Пушкинского Дома. СПб., 1998. С. 116.