Суды над колдовством. Иллюстрированная история
Шрифт:
В перечне мест, куда заключали ведьм, осталось упомянуть монастырские тюрьмы.
Как мы помним, первоначально борьбу с колдовством начинала инквизиция, при поддержке епископских судов. Церковная власть имела в своём распоряжении множество мрачных подвалов и конечно же они не пустовали. Для обозначения каменных мешков существовало особое слово «in-pace» (дословно «в мире»). Оно переводится с французского как «монастырский застенок для пожизненного заточения». Это были жуткие места. Есть их описания. Тут я прибегну к помощи неожиданного свидетеля — им станет великий писатель Виктор Гюго. В данном случае он выступает не как романист, а как очевидец. Он лично видел каменные мешки в аббатстве Вилье и темницы «in-pace» на берегу реки Диль. Гюго любил исторические отступления, которые скорее похожи на маленькие диссертации.
Получалось, что река течёт снаружи вдоль стен, просачиваясь сквозь каменную кладку.
Женщина в колодках. Гравюра. XIX в. За основу взят немецкий «летучий листок» времен Крестьянской войны
Вместо пола была склизлая грязь. На этом мокром полу полагалось спать. Железные двери надёжно перекрывали путь к свободе, но тюремщикам этого показалось мало.
Осмотревшись, Гюго заметил вмурованный в стену железный ошейник, а в другой камере его глазам предстал саркофаг из гранитных плит — слишком низкий, чтобы в нём можно было стоять, и слишком тесный, чтобы в нём можно было лежать. Сверху этот каменный гроб прикрывали гранитной плитой, в буквальном смысле слова хороня заживо (Гюго, 1972 стр. 230).
Конечно, первоначально «in-расе» создавались не для ведьм. Эти каменные мешки нужны были Церкви для провинившихся лиц из своей среды. Когда в конце XVIII века в одном из мелких государств Германии закрывали монастыри, всплыли вопиющие факты.
Монахиня Альберта восемь лет провела в заточении.
Лишённая дневного света, одетая в лохмотья, она спала на соломе, и почти ежедневно её жестоко секли. Свобода пришла к ней слишком поздно. Не выдержав мук, она, в конце концов, сошла с ума. В другой обители нашли темницу, где узницы были уже близки к помешательству. Послушница Магдалина провела здесь три с лишним года, а монахиня Христина успела отсидеть 13 лет. Её исхудавшее тело было покрыто рубцами от постоянного сечения. Открылось также, что другая монахиня, Пашалия, не вынесла такой жизни и повесилась в своей темнице на поясе.
Когда с телеэкранов звучат рассуждения о милосердии Церкви, нам не стоит забывать подобные факты. Тысячи и тысячи женщин были заживо похоронены, и это являлось расплатой лишь за то, что у них не хватило сил до конца следовать обетам добровольного затворничества и целомудрия.
Одна из самых последних трагедий такого рода стала достоянием гласности… в 1869 году! Варшавянка Варвара Урбык ушла в монастырь сгоряча, из-за того, что родители не согласились на её брак с одним студентом. Когда ей исполнился тридцать один год, жажда любви естественная для цветущей женщины, заставила её «согрешить». Сразу после этого она исчезла для мира. Только сёстры-кармелитки и священники знали о тайне краковского монастыря. Бедная полячка, раздетая догола, была брошена в тёмную келью, где и провела два с лишним десятилетняя — пока духовник не проболтался под хмельком о её участи. Репортаж о том, как эту затворницу освободила особая комиссия дополнялся в журнале зарисовкой с натуры. Не поддаётся воображению, как нагая женщина ухитрялась выживать в зимнюю стужу, когда через прутья решётки залетали снежинки. Очевидцы были в ужасе, когда увидели, что в «инквизиторской тюрьме XIX столетия» нет ничего, кроме толстого слоя нечистот, соломенной подстилки и миски с гнилым картофелем.
Одичавшая узница, измазанная грязью и испражнениями, жалобно стонала и твердила, что будет послушна. Все эти годы сестры равнодушно проходили в трапезную мимо дубовой двери, замок которой почти никогда не открывался. Когда через задвижное отверстие «грешнице» подавали еду, они видели молящий взгляд из-под спутанной копны волос. Но ни у одной не дрогнуло сердце!
Колодки
Колодки для шеи, рук и ног
Стоило слуху о мрачной келье разойтись по городу, как собралась возмущённая толпа с явным желанием разгромить обитель. Полиции и солдатам едва удалось оттеснить нападавших (1869 стр. 166).
А теперь вернёмся во времена ведовских процессов, когда католическая Церковь могла действовать, рассчитывая на полную безнаказанность. Много столетий подряд она обрекала таких, как бедная полячка Урбык, на муки, которые прерывала только смерть, — и опиралась при этом на сочувствие обывателей. Никому и в голову не могло прийти штурмовать монастырь ради согрешившей монашки. А уж тем более никто не вступился бы за колдунью, которая попала в церковную тюрьму.
«Пожизненное заточение в подземном узилище с содержанием на хлебе и воде» — так звучал приговор Мадлены Бавен. французской монахини, обвинённой в чародействе и сожительстве с дьяволом. Тюремщикам понадобилось всего четыре года, чтобы уморить заключённую, обладавшую завидным здоровьем. Однако пока «ведьма» была ещё жива, сведения о ней стали известны за тюремными стенами, а позже, в 1652 году, вышла книга «История Мадлены Бавен, монахини из Лувье с приложением её допроса». Несчастная узница епископской тюрьмы — та самая Мадлена, которая уже упоминалась в главе — «Испытание». Это её раздели и мучили озверевшие монахини, пытаясь найти знак дьявола. Вот что пишет историк Жюль Мишле о её дальнейшей судьбе: «Вернёмся к бедной Мадлене. Исповедник из Эвре, её враг, который велел колоть сё иголками (и сам указывал куда), увёз её как свою добычу в подвалы этого города.
Подземный ход спускался в погреб, а под погребом находилась темница, во мрак и сырость которой опустили несчастную.
Провинциальная тюрьма. Зарисовка XIX в.
Николай Бессонов. Барбара Шварц. Рисунок. 2001 г.
Сестры-монахини, рассчитывая, что она там вскоре умрет, не дали ей, даже из сострадания, хотя бы куска тряпки, чтобы перевязать истыканное тело. Её мучения удваивались от грязи, ибо она лежала в своих нечистотах.
Молчание бесконечной ночи нарушалось только беспокойной беготнёй крыс, этих прожорливых обитательниц тюрем, готовых отгрызть нос и уши.
Но весь этот ужас не мог сравнится с тем, который наводил на неё тиран-духовник.
Каждый день приходил он в погреб, находившийся над её темницей, склонившись к отдушине, угрожал, приказывал, вытягивал из неё исповеди против воли, заставлял наговаривать то одно, то другое на разных лиц.
Она отказывалась от еды. Опасаясь, что она умрёт, её вытащили на какое-то время из узилища в верхний погреб. Но потом… духовник снова бросил её в яму, полную нечистот. Встретившись со светом, вдохнув немного надежды, она теперь лишилась их и впала в глубокое отчаяние. Язвы её между тем зажили, а сил прибавилось. Её охватило страстное желание умереть. Она ела пауков, но её только тошнило, а смерти не было. Она истолкла стекло, проглотила — и всё напрасно.
Найдя какой-то железный обломок, она пыталась перерезать им горло, но не смогла.
Тогда она выбрала другое уязвимое место — живот — и ткнула в него обломком. Четыре часа она кромсала себя этим железом, корчась и обливаясь кровью. Ничего не выходило.
И эта рана скоро закрылась. Жизнь, которую она так ненавидела, вспыхивала в ней с новой силой. Смерть сердца не повлекла за собой смерти тела. А между тем она — ещё женщина, и, увы! — вызывающая желание; соблазн для тюремщиков, грубых слуг епископа. Они, несмотря на ужас места, на вонь и жалкое положение несчастной, приходили позабавиться с нею, считая, что с колдуньей всё разрешено. Ангел помог ей, говорит она. Ей удалось уберечься и от людей, и от крыс (Michelet, 1862 стр. 304, 305).