Судья
Шрифт:
— Извини, я решил, одной тебе будет тяжело, — он обнял ее. — Опоздал, как всегда. А в кабинет идти постеснялся. Ну, как ты?
Инна ощутила на горящей щеке прохладный поцелуй. Женщины в очереди теперь смотрели на нее с уважением.
— Ничего. Паша, ты был прав. У нас будет маленький.
Он погладил Инну по руке.
— Ну и ладно. Пойдем. Я вызову такси.
Глава 43. Еще один укол
Парень в бейсболке, откинувшись на спинку сиденья, расстегнул
— Фу-у, жара! — он потянулся. — Пивка бы щас.
— Размечтался, — оператор не отрывал глаз от экрана. — Кофе пей, тварь.
— Есть там что, Саша? — спросил Быстров. Оператор не ответил, с нечеловеческой скоростью стуча по клавишам.
Парень в бейсболке встал и направился к выходу, пригнув голову.
— Кто знает, где здесь можно обоссаться?
— За углом, — сказал оператор. — Там забор, никому не видно.
— А и плевать, пусть смотрят, — с этими словами специалист по электронной технике вылез утробы микроавтобуса. Закрыл дверь, оставшись снаружи, в абсолютном одиночестве.
Быстровым овладела неясная тревога. Он привстал с места и открыл дверь, впустив в душный салон утреннюю прохладу.
— Ты чего? — спросил оператор, на миг отвернувшись от экрана.
— Жарко, — сказал Быстров, глядя на угол кирпичного дома, за которым сейчас справлял малую нужду парень в бейсболке. За этим углом был тупик — кирпичная стена, от которой до соседнего дома тянулся деревянный забор.
Быстров сел на место. Под беглыми пальцами оператора тихо щелкали клавиши.
Он думал о том, удастся ли ему «дело Судьи», и что это значит для него в плане карьеры. Что он будет делать потом?
Быстров думал о тех, кого каждый день видел в коридорах. Эти люди каждый год покупали новые машины, праздновали дни рождения в ресторанах и отдыхали в Турции. Они любили Быстрова, дружески хлопали по плечу. Потому что знали: он наивный дурачок и им не опасен. А Сашу Точилина боялись и ненавидели.
«Я должен остановить Судью. Возможно, тогда я обрету силу, чтобы начать то, о чем давно мечтал. Очистить родной город от скверны. Отомстить за Точилина».
— О чем задумался?
Быстров вздрогнул.
— Ни о чем. Пойду, проверю, как там Антон.
— Да, — обыденным голосом сказал оператор. — Он что-то задерживается.
Быстров, жмурясь от яркого солнечного света, вылез наружу. Поморгал, чтобы глаза привыкли к солнечному свету.
Сделал пятнадцать шагов и повернул за угол.
Антон сидел, привалившись спиной к грязной кирпичной стене. Глаза стеклянно таращились на забор. В черепе зияла дыра, через которую можно было увидеть мозг. Волосы слиплись от крови.
Быстров, сглотнув тошноту, вспомнил последние слова этого человека: «А плевать, пусть смотрят!»
Он бросился к микроавтобусу.
Сунулся до пояса в душный салон.
— Саша, быстро звони…
Оператор спал, положив руки на стол, а голову — на руки.
Спал с проломленным
Монитор, сиденья, стенки покрыты инеем. Повсюду брызги крови.
Быстров отшатнулся.
На крыше микроавтобуса сидела черная ворона. Расправив крылья, она каркнула на Быстрова и улетела.
Быстров развернулся, неловко выхватывая пистолет.
Прижавшись спиной к холодному как лед борту микроавтобуса, обогнул кузов, с опаской выглянул. Пристально оглядел часть улицы, слева ограниченную бортом микроавтобуса, который с этой точки казался бесконечным, справа — куском стены. Ничего. Те же прохожие, те же машины на шоссе, магазины с белыми, как кость, манекенами в витрине.
Быстров выпрямился, опустив пистолет. Устало сел на перевернутый деревянный ящик у стены. Мысли смешались.
Все случилось внезапно и безжалостно — так осень сменяет зима, мрак поглощает свет.
«Что они сделали? Кого предали? Кого обманули?»
Против воли Быстров развернул в сознании прошлое. Из праха восстали его собственные злодеяния. Он никогда не делал зла сознательно — только под влиянием страха или по глупости. Имеет ли это значение?
Быстров встал, дрожащей рукой сунул пистолет за пояс.
Глава 44. Новые игры
Павел остановился на пороге гостиной, прислонившись плечом к косяку.
Инна не оглянулась. Она была поглощена игрой.
Девушка стояла на коленях перед диваном. На диване лежала подушка, на которую Инна нахлобучила детский чепчик.
— Доченька, милая, пожалуйста, кушай кашку.
Павел улыбнулся. Инна говорила жалобным голосом, и откровенно забавлялась, войдя в роль. Он затаил дыхание, стараясь ничем не выдавать своего присутствия.
Тон Инны стал строгим.
— Даша, ты слышишь? Мама сказала, чтобы ты ела кашу. Пока все не съешь, из-за стола не выйдешь. Что? Не хочешь слушаться? Так, — Инна встала, тряхнула волосами. — Зовем отца. Папа! Господи, да где же он? Павел! Иди сюда! — и — грубым голосом: — «Чего тебе?»
Павел прижал ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться, когда Инна пыталась изображать его.
— Я говорю, иди сюда! Наша девочка не хочет есть кашу!
Пройдя несколько шагов от дивана, Инна развернулась. Состроила карикатурно-угрюмое лицо: нахмурила брови, сжала губы, напрягла скулы, выпятила нижнюю челюсть.
Гориллообразной, тяжелой походкой — бух! бух! бух! — подошла к дивану.
— «Эй, ты», — сказала она грубым голосом, с угрозой. — «Слушай свою мать, или я тебе мозги вправлю. Быстро!»
Павел, не удержавшись, все-таки издал сдавленный смешок. Инна, вздрогнув, обернулась. На ее лице отразились испуг и смущение.
— Паша? Ты… давно смотришь?
— Пять минут, — Павел подошел к ней, улыбаясь. — Здорово у тебя получается. Особенно я.
— Да? Правда, ерунда какая? От скуки дурею.