Судья
Шрифт:
«Вы вампир, да?» — прошептала она заплетающимся языком. С каждой секундой она все глубже проваливалась в пьяный дурман. Все казалось нереальным. «Как в кино?»
Юноша посмотрел на нее, и его глаза показались ей бездонными синими озерами.
«Я Дитя Любви и Света», сказал он. «Я проведу вас по Аллее Грез в Сады Тишины».
«Сады Тишины?» — переспросила мать, глупо улыбаясь. — «А где это?»
Юноша таинственно улыбнулся.
Втроем ввалились в квартиру.
Сбросив туфли,
— Ух! Слава богу! Андрей, чувствуй себя как дома. Если хочешь, в кухне есть мини-бар.
— Спроси у молодого человека, как ему наша квартира? — мать подсела к зеркалу, начала вынимать из ушей золотые серьги.
— Ваша квартира? — юноша поставил на кровать коробку. — Разве вы сами ее купили? Я так понял, это подарок Димы.
— Фу, зануда! — смеясь, Диана хлестнула его по спине шарфиком из голубого шелка, который размотала с шеи.
Юноша открыл коробку.
— Мама, иди сюда! — закричала Диана. — Андрей покажет нам «незабываемую ночь»!
Мать спотыкающейся походкой подошла к кровати.
— Ума не приложу, что это может быть, — пробормотала она.
Когда юноша достал из коробки сюрприз, она в первые секунды не могла понять, что у него в руках.
— Вот, — с улыбкой сказал юноша. — Я хочу, чтобы вы надели вот это.
Женщины обменялись настороженными, испуганными, недоуменными взглядами.
Юноша держал в руках две театральные маски. Одна — трагическая, скорбно скривила рот, глядя на мать кричащими от ужаса глазницами. Другая — маска гротескного веселья, с поднятыми уголками рта.
— Боже, что это? — Диана в жесте театрального изумления приложила ладонь к левой груди.
— Это то, что нам поможет.
— Поможет в чем?
— Отдаться чувствам. Разве можно позволить себе все, оставаясь собой? Мы должны сбросить старую кожу, и обрасти новой плотью — плотью вечной юности. Мы должны забыть о том, что у нас есть лица. Мы должны стать призраками. Должны стать кем-то другим, чтобы оставаться собой, и в полной мере отдаться страсти, забыв о приличиях и обязательствах.
Мать нервно захихикала, хлопнула юношу по плечу.
— Ой, да ты извращенец!
Юноша, глядя ей в глаза пронзительными голубыми глазами, проникновенно сказал:
— Что с того, если ваша красота заставляет меня быть таковым? Прошу вас, наденьте их. Эти маски волшебные. Клянусь вам, вы не пожалеете.
— Ну, если ты хочешь, — Диана взяла у него трагическую маску, с сомнением повертела в руках. — По-моему, это полный отстой.
Мать, заметив, как похолодел взгляд юноши, поспешно сказала:
— Диана, не упрямься. В конце концов, это просто забавная игра. Верно?
Юноша снова таинственно улыбнулся.
— Да, — сказал он. — Очень
Его руки с тонкими бледными пальцами снова нырнули в коробку, и спустя секунду вынырнули оттуда с увесистым свертком, упакованным в желтую бумагу. Сверток был перевязан простой тесьмой.
— А это что? — спросила Диана, болтая свесившейся с кровати ногой. Ее ногти были покрыты ярко-красным лаком.
— Это мой маскарадный костюм, — сказал юноша. Положив сверток на кровать, закрыл коробку.
— Не все вытащил, — сказала Диана, вертя на пальце маску. — Там на дне еще что-то есть. Что-то большое и тяжелое.
— Еще один сюрприз, — сказал юноша. — Его мы оставим на потом.
— Еще один? — подала голос мать. Она у зеркала снимала с пальцев кольца, и складывала их в инкрустированную золотом шкатулку на трюмо. — Вы полны сюрпризов, молодой человек!
Юноша наклонился, чтобы взять с кровати сверток. Диана, просунув пальцы в прорези глазниц, поднесла маску к лицу юноши.
— Гав! Гав! — хихикая, крикнула она.
Юноша, прижимая к груди сверток, направился к выходу.
— Ванная… — начала мать.
— Я знаю, где ванная, — оборвал юноша.
После его ухода Диана, с отвращением взглянув на маску, бросила ее на кровать. Подошла к матери.
— Странный он какой-то, — сказала она усталым голосом.
— Они все странные, — сказала мать, разглаживая мешки под глазами. — На одну ночь вполне сгодится. Не имеет никакого значения, что у него в голове.
— А что, если завтра утром он не уйдет?
— Позвоним Диме, и он его выгонит.
— Давай, помогу, — Диана расстегнула на платье молнию, помогла матери освободить от бремени гипюрового платья жирное тело с обвисшей, покрытой желтоватыми пятнами кожей.
Потом легко скинула покрытое золотыми пайетками легкое вечернее платье. В одном нижнем белье и чулках продефилировала к кровати. Взяла маску. В последний раз с сомнением взглянув на нее, надела. Из-за скорбно опущенных уголков губ ее обычно лукавые глаза в прорезях маски сразу стали серьезными, как перед смертью.
Диана подошла к стоявшему в нише встроенного шкафа музыкальному центру, поставила диск. Зазвучала тягучая лирическая мелодия. Хулио Иглесиас невыносимо тоскливым голосом запел: «Натали-и…»
Мать с трудом втиснула в маску одутловатое лицо. Ее туповатые глазки в прорезях маски, растянувшей рот в мине застывшего веселья, выглядели странно и неуместно. Из-под маски слышалось ее шумное сопение.
— Как я выгляжу? — спросила она.
— Ты бесподобна, — ответила Диана. — Он сойдет с ума.