Судья
Шрифт:
— Тихо-тихо, — прошептал он, накрывая ее рот ладонью. Нельзя позволить ей харкать кровью. Инна в агонии вцепилась зубами в его руку, прокусив ее до кости. Словно хотела утащить Павла за собой в смерть. Павел, стиснув зубы, выдернул руку. Заплакал от боли, жалости и одиночества. В этот миг они были бесконечно чужды друг другу: живой мужчина и охваченное ужасом смерти животное, переставшее быть женщиной.
Ее пальцы по-птичьи вцепились в его футболку, слабо царапая живот. Павел, удерживая Инну, впал в оцепенение.
На бескровном лице Инны застыло выражение ужаса. Рот приоткрыт в злобном оскале. Один глаз сощурился, словно подмигивая.
Павел долго не опускал Инну в лужу крови на тротуаре. Он держал ее, тупо глядя на изредка проносящиеся по дороге машины. Никто из водителей не остановился, несмотря на то, что всем им приходилось объезжать застрявший посреди дороги «вольво» с двумя трупами в салоне.
Павел чувствовал, как умирают его надежды на счастье, гибнет сверкающее будущее, сложная система планов и предполагаемых событий. Умирают нерожденные дети. Обваливается дом, в котором они никогда не будут жить.
Сознание его только теперь начало реагировать на произошедшее. Павел страшно закричал от боли, разрывающей сердце, и от ненависти ко всему, что он видел вокруг.
— ЗАЧЕМ ВЫ ЗАБРАЛИ МОЮ ЖИЗНЬ! — закричал он сквозь слезы. — НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ? ЭТО БЫЛА МОЯ ЖИЗНЬ!
Баринов обвел глазами лица стоящих внизу людей — мужчин и женщин, детей и стариков.
— Школы! Магазины! Рабочие места! — прокричал он, потрясая маленьким кулачком. — Больницы! Банки! Через пять лет! Здесь, на этом месте. Дешевое жилье! Колледж для ваших детей! Что скажете, а?
Кто-то из молодежи отозвался одобрительным свистом. Взрослые смотрели настороженно. Подобные речи они слышали много раз. Знали, чем все оборачивается. В лучшем случае — ничем.
Баринов опустил руку. Наступила звенящая тишина. Динамики молчали. Валерий Георгиевич, ощущая колотящееся в груди сердце, умолял их заиграть бодрую мелодию. Он оглянулся и с ужасом увидел, что позади никого нет. Сцена пуста, он здесь в одиночестве, брошен на произвол судьбы. Игорь и Вадим не вернулись.
Он приказал убить Нестерову. Сорвалось?
Баринов повернулся лицом к народу, оглядел враждебные лица. Очередной раскат грома заставил сработать сигнализацию прижавшихся к бордюрам автомобилей.
Валерий Георгиевич сглотнул. Живот заполнил неприятный холод.
Он заметил, что люди внизу тоже начинают ежиться, потирать плечи.
— Если. Вы. Проголосуете. За меня, — слова давались Баринову с трудом. Он заметил, что изо рта вылетает пар. — Я обещаю…
По толпе, как рябь по воде, прошел недоверчивый ропот.
— Граждане… я попрошу тишины! Давайте будем культурными людьми…
Баринов подумал — сколько среди них уволенных с фирмы Нестерова? Он знал —
Но все пошло не так. Его помощники исчезли. Убита Нестерова или нет — Баринов не знает. И эта гроза. Из-за нее все идет насмарку.
— Хватит врать! — послышался из толпы грубый мужской голос. — Дай людям слово! Долго мы вас слушали! Сыты по горло пустыми обещаниями!
Баринов облизнул губы. Этого, черт возьми, НЕ БЫЛО В ПЛАНЕ! Убить Нестерову, навешать лапши на уши — на пять минут дела. Откуда взялась орда злобных лиц, эти голодные, сверкающие ненавистью глаза?
Толпа загудела, начала раскачиваться. Стадо смирных овечек на глазах превращалось в стаю лютых волков.
И все это снимают телевизионщики!
Выпрямившись, Баринов сказал как можно спокойнее:
— Хорошо-хорошо. Пусть, кто хочет, выскажется. В конце концов, сегодня ваш праздник. У нас свободная страна. Только попрошу вас подниматься на сцену, чтобы все могли вас видеть и слышать. Кто первый?
Люди переглядывались. Баринов уже готовился облегченно выдохнуть. Открыл рот, но из задних рядов глухим, но отчетливым голосом кто-то сказал:
— Я возьму Слово.
Взгляд Баринова лихорадочно ощупывал толпу, выискивая смельчака.
Люди, оборачиваясь, толкались, вставали на цыпочки, вытягивали шеи.
Баринов увидел Его первым. Охнул.
Илья, увидев Его, закричал от пронзившего сердце холода.
Ира, разглядывая Его, ощутила странное чувство защищенности.
Диме пришлось встать на скамейку, чтобы поверх голов увидеть Его. Лицо мальчика просветлело. Махая рукой, он закричал:
— Я здесь! Это я, Дима! Твой друг! Ты слышишь?
Все взгляды обратились на него — его крик разорвал напряженную тишину.
Только Один не слышал Диму, и сейчас Он шел к эстраде, не обращая на мальчика никакого внимания.
Повинуясь неясному импульсу, толпа разделилась на две половины и разошлась, как воды Красного моря, освобождая Судье путь.
Никто не видел, как Он объявился.
Все взгляды поневоле обращались на Него. Судья казался нереальным, словно существовал отдельно от всех, в другом мире. Его движения, походка, манера держаться — походили на плохую актерскую игру того, кто, из тени наблюдая за людьми, пытается имитировать поведение человека.
Взрослые смотрели на Него настороженно, молодежь — со страхом и восхищением. Дети, смеясь, протягивали к Нему маленькие ручки. Несколько женщин следили Его путь к эстраде голодным взглядом.