Судья
Шрифт:
— Минуточку. Записываю. Имя?
Павел затаил дыхание.
— Андрей Белкин, — сказал он.
Глава 29. Странный разговор
Александр Точилин бродил по пустым улочкам города Высокие Холмы. Небо потемнело. Прохожие почти не встречались.
Из дверей продуктового магазина вышел Покровский. В том же сером плаще и потертых джинсах. Небритое лицо осунулось. Глаза горят — то ли от голода, то ли от злости. А может, от
Павел заметил следователя. Застыл у крыльца универсама.
Странный момент. Они сверлили друг друга взглядом, вокруг ни души, и только ветер тряс вывески и провода.
Точилин первым стряхнул оцепенение. Приблизился.
— Зачем вы ходите в этот магазин?
— Здравствуйте, — сказал Покровский.
Точилин молча рассматривал Павла. Тот нахмурился.
— Вы всегда начинаете разговор с допроса?
Точилин смутился.
— О… извините. Нет. Не подумайте плохого. Просто в этом магазине цены завышены. Вот тот, через дорогу — там молоко на три рубля…
— Я там был, — перебил Павел.
Точилин смутился еще больше. Идиотская ситуация: он смущается перед человеком, которого вполне может упечь в кутузку. На то есть основания.
Впрочем, жизнь и состоит из идиотских ситуаций. И попытки выпутаться из них приводят к еще более идиотским ситуациям.
Павел же не смутился нисколько. Стоит. Смотрит. Очевидно, так мало общается с людьми, что ему уже плевать, клеится разговор или нет.
Точилин тряхнул головой.
— Что ж мы стоим, как столбы? Раз уж встретились, давайте перекусим где-нибудь.
— Хорошо. Но там, где я хочу.
Следователь кивнул.
Покровский затащил его в шаверму. И Точилин мысленно проклял его за это. Он прекрасно знал, какого качества пища в таких заведениях.
Пока грели чизбургеры, Точилин оглядывался. По телевизору, который крепился кронштейном к стене под потолком, шли новости.
— Кажется, последний раз я ел в шаверме лет пятнадцать назад, — с улыбкой сказал Точилин Павлу.
Тот положил локти на стол. Сцепил пальцы в замок.
— Я вам сочувствую.
Подали еду. Точилин уставился на бутерброд. Судя по запаху, соус прокис еще при Ельцине. Овощи гнилые и немытые.
Он попытался откусить кусочек, но только запачкал соусом пальцы. Отложил чизбургер. Рассмеялся, с гримасой отвращения вытирая руку салфеткой.
— Что же мы… будто нам и поговорить не о чем.
— Недавно вы, в моем собственном доме, при любимой женщине, бросили мне в лицо ложные обвинения. Я настаиваю, чтобы вы взяли свои слова обратно.
Следователь похолодел. Такое с ним впервые. Извиняться перед подозреваемым? Вообще перед кем-либо? Неслыханно!
— Вы это сделали, — проговорил он.
Павел молча поднялся, с демонстративным видом встал у стола.
Точилина
Кипя от злости, он процедил:
— Извини.
Павел с ехидной улыбочкой сел. Точилин расслабил ворот рубашки.
«Никто не должен узнать об этом. И не узнают».
Павел откинулся на стуле. Кривясь, оглядел следователя.
— Вы отвратительны. Пытаетесь пролезть ко мне в доверие, а сами в уме просчитываете ходы.
— С чего вы взяли?
— Я вас насквозь вижу. Вы хотите выпытать у меня информацию о человеке, который занимает ваши мысли. О серийном убийце, которого вы называете Судьей.
— Раз уж мы об этом заговорили… Вы с Ним знакомы?
— В некоторой степени.
— В какой степени?
Покровский провел рукой по волосам.
— Я вам скажу как есть, а там сами решайте, верить мне или нет.
Точилин кивнул.
— Судья — я Его выдумал.
Точилин нахмурился.
— Да, так и есть, — сказал Павел. — Я давно знал о Его существовании. Я Его создал.
Он выдержал паузу, глядя на следователя с насмешкой.
— Каким образом? — спросил Точилин.
— В детстве я очень боялся человека в черном плаще, который придет и накажет меня, если я совершу грех. Невидимый друг. Я даже разговаривал с Ним. И подумал: почему бы Ему наказывать не только меня, но и других детей? Меня часто обижали. Я становился жертвой тех, кто сильнее. Я плакал. Меня переполняли злость и обида. Я представлял, как невидимый друг жестоко наказывает моих обидчиков. Мне становилось легче. Хотя теперь я понимаю, что все оказалось намного серьезней. Моя фантазия перестала быть бесплотным образом, обрела плоть и зажила сама по себе. Можно сказать, Судья — моя воплощенная мечта.
С минуту они смотрели друг на друга.
— Вы о чем? — спросил Точилин.
Павел потер переносицу. Вздохнул.
— Вам кажется, я брежу? Мне, впрочем, плевать, что вы обо мне думаете. Но я беспокоюсь о вас. Пока вы не поймете, что все обстоит так, как я говорю, не продвинетесь ни на шаг.
Послушайте. Вы же можете на секунду допустить, что человек не просто так приходит в этот мир? Что каждый из нас исполняет высшую миссию? Что любой человек является воплощением некоей идеи?
Точилин кивнул. Именно так он и думал.
— Вы, например, являетесь воплощением идеи правопорядка. Я — воплощение… уж не знаю, чего. Но речь не обо мне. О Судье. Он воплощает идею высшей справедливости. Просто представьте, сколько в мире униженных. Этих людей переполняет обида, жажда возмездия. И совокупное желание этих людей превращается в идею, которая ищет своего воплощения в конкретном человеке. Потому и явился Судья. Люди ждали Его прихода.
Точилин поднял руки. Рассмеялся.