Судья
Шрифт:
— Я знаю, кто Ты. О Тебе писали в газетах. Уходи. Тебя никто не звал.
Судья молча смотрел на нее.
— Прошу, не трогай их!
Он вздрогнул. Поднял голову. Его голос звучал глухо:
— Ты просишь за них?
Ресницы блондинки дрогнули.
— Я.
Ледяной смех из-под капюшона заставил ее оцепенеть. В голосе Судьи не было ни капли жалости.
— Ты говоришь, что думаешь? Или просто играешь роль?
Женщина задрожала.
— Не наказывай их. Они
Снова бесстрастный смешок.
— Какие банальные слова! Ты хорошая актриса.
Он приблизился. Блондинка замерла, словно беспомощный ребенок.
Судья наклонился. Прошептал ей на ухо:
— Хочешь, чтобы отпустил их? Я согласен.
Женщина с надеждой посмотрела на Него.
— О, спасибо! Ты… Ты добрый…
Он усмехнулся.
— Вместо них я убью тебя.
Она отшатнулась, бледнея.
— Ну что? Согласна?
Блондинка разрыдалась. Схватила сумочку и, шатаясь, побрела прочь.
— Нет… — шептала она. — Нет…
Вечером она будет битый час плакать в объятиях мужа. Супруг так и не добьется от нее вразумительных объяснений. Женщина будет повторять снова и снова: «Не надо меня, только не меня».
Игорь прирос к земле. Кто-то орал ему в ухо: «Беги! Беги, идиот! Спасай свою шкуру!»
Но этот крик души перекрывал иной звук — вкрадчивые шаги Смерти.
Королев, бледнея, смотрел на Судью. Черная тень легла на его лицо. Солнце погасло.
— Не трогай меня. Мой отец тебя убьет!
— Твой отец? Мне прекрасно известно, кто твой отец. Жирная пиявка. Его место в Аду. А твое место — рядом с ним.
Игорь, парализованный ужасом, смотрел на приятеля. Тот молчал, издевательская ухмылка исчезла, огонь торжества в глазах угас. Впервые в жизни Витя Королев осознал, что в жизни есть вещи, перед которыми бессильны деньги, связи, власть.
Например, смерть.
Голос Судьи был тих и серьезен:
— Когда-то я поклялся мстить за невинно обиженных. Поклялся женщине, которая значила для меня больше целого мира.
Я поклялся, что буду справедлив. Я не трогаю детей и беременных. Поэтому я не убью тебя.
Он уставился на мальчика. Витя неуверенно улыбнулся.
В следующую секунду Игорь увидел то, что долгие годы будет преследовать его в кошмарах.
Судья выпростал руку, схватил Королева за горло. Тот захрипел, судорожно вцепившись в руку Судьи. Его слабеющие пальцы скользили по рукаву плаща, не в силах разжать ледяные пальцы. Он болтал ногами в воздухе.
— Смотри на меня, щенок, — сказал Судья. — Смотри в глаза Правосудию. Видишь в них жалость?
Он отвел руку с молотком, и со всей силы обрушил на ноги мальчика, раздробив коленные чашечки. Королев страшно захрипел.
Игорь
Судья разжал пальцы. Королев приземлился на сломанные ноги. Истошный вопль боли огласил округу.
Но дети и родители на детской площадке вели себя странно. Одни продолжали играть, другие — умиляться. Лица походили на застывшие маски. В их счастье и безмятежности проглядывала фальшь, словно мертвые притворялись живыми.
Судья опустил молоток. Глядя на Королева, который катался по земле в корчах, сказал:
— Ты никогда больше не сможешь ходить.
Игорь смотрел, как черная фигура неумолимо приближается. Горло пересохло, язык окостенел.
Судья навис над ним.
— Теперь ты понимаешь, что за грех всегда наступает расплата?
Мальчик открыл рот, чтобы крикнуть: «Да, да, я понял! Я больше не буду! Не трогайте меня!»
Игорь не выдавил ни звука. Его трясло. Он пал на колени, рыдая.
Ни поза, ни голос Судьи ничего не выражали:
— Люди… только так вас можно чему-нибудь научить. Я обвиняю человеческий род в том, что вы сделали меня убийцей. Не будь вы такими, моя душа была бы спасена.
На площадке для игр кричали дети.
В голосе Судьи появилась теплота:
— Не бойся. Я отпускаю тебя. Ты достаточно напуган. Иди и расскажи всем, что видел.
Судья повернулся, скорбно глядя на игры детей. Детей, которые никогда не станут взрослыми.
Он закрыл глаза. Тупая боль била в висок. Боль всех обиженных, которую Он чувствовал, как свою.
Птицы, до этой минуты мирно сидевшие на ветвях парковых тополей и берез — вороны, галки, воробьи — слетели с деревьев, и щебечущей бурей обрушились на людей, стараясь выклевать глаза, вцепиться в волосы. Дети истошно завизжали, родители, подхватывая их, побежали прочь из парка. В один миг игровая площадка опустела.
Небо нахмурилось. Огромные, как дирижабли, тучи цвета печени обложили небо. Тень легла на землю.
Прохожие на улицах Высоких Холмов с недоумением смотрели на небо.
С неба падали белые хлопья.
Судья склонился над Димой. Перевернул мальчика. Под капюшоном Его лицо выражало сострадание и тревогу.
Он бережно взял на руки хрупкое тельце.
Павел шагал по проспекту Свободы, глядя под ноги. Воротник плаща поднят — вдруг резко похолодало.
Он оглядел пустынный проспект. «Где все? Куда подевались люди? Неужели конец света?»
Павел остановился. Задрал голову. На его лицо опускались хлопья тополиного пуха, почему-то холодного и мокрого.