Сулейман. Я выбрал тебя
Шрифт:
– Поедешь сама, – сипит Саныч в трубку в четверг с утра, стараясь не раскашляться. – Знаю, что не любишь массовку и внимание, но другого выхода нет. Нашему замглавы на этот вопрос начхать, он тупо-нудно по бумажке зачитает, без проблем. Но тебе это надо?
– Нет, – отвечаю однозначно. – Все сделаю сама.
Говорю и ему, и себе заодно, понимая, что отступать некуда.
– Удачи, Марь Дмитриевна. Я в тебя верю.
На том и останавливаемся.
А я еду.
В шесть утра в понедельник Михалыч паркуется возле моего дома, а затем мы мчим за высшим руководством. Пока вдвоем, шутливо
При Меньшове дружно замолкаем. Он у нас – лицо серьезное, панибратство не приветствующее. Геннадий Иванович неторопливо усаживается на переднее сидение и, чуть обернувшись, окидывает меня внимательным взглядом.
– Будто на войну, Прохорова, собралась, – ухмыляется чуть едко.
Неприятный тип. Себе на уме.
Впрочем, в нашем серпентарии всяких хватает. Я и сама легко могу зарвавшихся задвинуть на место, оттого со стороны тоже не милашкой выгляжу.
– Почти, – отвечаю кратко и отворачиваюсь к окну.
Не хочу слушать заумные нравоучения менторским тоном.
Это для него такие встречи в регионе среди чиновников привычны, а для меня – внове. Не мой уровень, но я постараюсь это исправить и не подвести ни Соколова, ни себя, ни Султанова, чье будущее детище планирую всячески защищать и отстаивать.
И я делаю.
Защищаю и отстаиваю так, как считаю правильным.
Только перед выходом из машины у восьмиэтажного правительственного здания сначала запиваю парой глотков воды сразу четыре таблетки валерьянки и мысленно трижды крещусь.
И пру танком, хоть и дрожу, как заяц.
Мой дурной организм пребывает в таком шоке, что совершенно игнорирует успокоительное и мелко потряхивает. Сама себя корю, но начало выступления смазываю из-за дрожащего голоса, который играет и ломается. Стыдно до жути, но паника побеждает.
А потом все меняется. Само собой. Незаметно.
На смену страху приходит шебутной азарт. И дальше речь льется рекой. Я успокаиваюсь и все меньше смотрю в распечатанную шпаргалку, зато уверенно обращаю внимание присутствующих на транслируемые слайды планируемой организации школы, оснащения и наполнения, на прогнозные графики прироста детей и подростков, которым будет интересен новый проект, привожу для примера данные соцопроса населения, сделанного в прошлом году по заданию Соколова. И пусть изначально планировалось развивать баскетбол, но треть опрошенных заявили, что отдали бы детей в секцию бокса. А потому и эти официальные данные идут в ход.
Под конец вплетаю немного лести в адрес чиновников и расписываю, как отразится на районе и области в целом открытие спортшколы, а значит и их личный вклад, как лиц, проголосовавших за здоровый образ жизни.
После завершения речи мне не аплодируют.
Тут такого и нет. Все люди серьезные и важные, а не в театр пришли. Хотя кто-то вообще болтает, поглядывая в сторону трибуны лишь краем глаза, а парочка залипает в телефонах. Но все же я замечаю, как несколько лиц отпускают взгляды в раздаточный материал и делают себе какие-то пометки. Надеюсь,
Дальше покажет только время.
Свой максимум я выдала. Решение за комиссией, которая объявит результаты лишь накануне нового года, а может даже и в первых числах после долгих выходных.
Когда в нашей стране всё делалось быстро?
Ухмыляюсь и качаю головой. Несмешной вопрос.
Глава 24
Психологически нервный понедельник выжимает из меня все соки, как и Меньшов, пристающий с поучениями во время обратной дороги.
Вот же банный лист, прилип – не отдерешь!
Его вдруг пробивает на «поговорить». И все два часа, пока мы возвращаемся домой, он полощет мозг мне, а заодно и Михалычу. Не замолкая, потчует и потчует «умными» идеями, как правильно следует подавать важный материал, как стоит себя при этом позиционировать и как важно не искрить и гасить в голосе лишнюю экспрессию.
Зануда редкостный. Но начальство не выбирают. Потому я терпеливо молчу и лишь киваю в нужных местах. Мысленно же молю Михалыча прибавить газу.
Кажется, тот посылу внимает. И вместо двух часов поездка укладывается в полтора.
Дома отзваниваюсь родителям, что прибыла, и сразу заваливаюсь спать, а во вторник решаю устроить себе день отдыха.
Несмотря ни на что.
Пусть хоть пожар, хоть наводнение, хоть Саныч выползет с больничного на пару дней раньше и делами завалит по самое «не балуй».
Я заслужила. И пусть весь мир подождет.
На работу прихожу без пяти девять, неторопливо включаю компьютер, достаю папку с бумагами, которые давно следовало бы подшить, но ручки никак не доходят, картинно раскладываю ее на столе, создавая завал и творческий процесс в действии и, плюхнувшись в компьютерное кресло, откидываюсь на спинку.
Закидываю ногу на ногу, скрещиваю руки на груди и замираю, разглядывая календарь. До нового года чуть больше пары недель, потом девять дней выходных…
Красота. Отдохну и отосплюсь вдоволь.
Вот за это я тоже обожаю свою работу. Пятидневка с девяти до шести, суббота и воскресенье – выходные. Всё, как у «белых людей». Отпуск тридцать дней, плюс один день за каждый отработанный последующий год. И так, пока сорок пять не накапает. И все-все праздники дома.
Не то что у мамочки в универсаме. Ни выходных нормальных, ни проходных, ни отдыха. Вечная гонка, спешка, авралы, подмены, сбои и прочая ерунда.
Мысли плавно стекают на необходимость запасаться подарками для родных. А еще почему-то очень хочется купить какую-нибудь игрушку Нютке. Пусть я с ней лично не знакома, но почти уверена, что девчушка непременно бы мне понравилась, и мы могли подружиться.
То, что дальше перескакиваю на Султанова, вполне объяснимо. Крестница и крестный, вот и думаю про обоих за компанию. Но по сути не совсем так.
Исчезновение Сулеймана из сети и дальнейшая тишина угнетают. Вроде бы и общались не так долго и так часто. Могли всего по паре смс за день кинуть, но, оказывается, я к этому привыкла, сильнее, чем думала. Втянулась, приняла за неизменную реальность и, как только произошел сбой, он устранился, поняла, что увязла в нем сильнее, чем думала.