Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Марш был стремительным, и не столько самим воинам, сколько их коням требовался хотя бы отдых перед сражением. Когда до вражеского стана оставалось всего два фарсаха, всадники натянули вожжи и стали поить уставших коней у крохотной речушки. Русло ее сразу обнажилось, так что самым нерасторопным жеребцам пришлось облизывать круглые камешки на ее дне.
Внезапно появился сторожевой мосульский отряд. Окажись то храбрые воины, они налетели бы наскоком и сумели бы нанести султану значительный урон. Однако они совсем не ожидали увидеть врагов столь близко от своего стана, а потому лишь вытаращили глаза и, завернув коней, помчались назад.
Передают, что Сайф ад-Дин, узнав, что
— Сколько их там? — спросил Зенгид.
— Тысяч шесть или семь, не больше, — донесли воины из разъезда.
— Значит, подойдет еще десять, — усмехнулся он. — Очень хорошо. Мы знаем его хитрости. Но теперь нас не возьмешь на испуг. Пока я не осушу этот кубок до дна, не двинусь с места.
Кубок опустел только к утру. Тогда мосулец поднял все свое войско и двинулся на Салах ад-Дина.
В продолжение двух часов битва кипела без видимого перевеса какой-либо из сторон. Однако постепенно мосульцы стали теснить левый фланг султана. Выждав немного, султан сам повел на опасный участок отряд резерва. Мощным напором он прорвал ряды противника и появился прямо перед глазами Сайф ад-Дина. Увидев, что он вдруг оказался отрезан от своего все еще наступавшего войска, Сайф ад-Дин обомлел и помчался наутек, надеясь нырнуть в ворота Халеба, как суслик — в спасительную нору. Возможно, он не струсил бы, не будь город столь искусительно близок. Но случилось то, что случилось. Повелитель ударился в бегство, а его войско конечно же дрогнуло и пустилось следом.
Султан запретил погоню, опасаясь, что она окажется столь же беспорядочной, как и бегство втрое превосходящих сил врага, а потому может обернуться какой-нибудь неприятной неожиданностью или, по крайней мере, уже не нужными потерями.
— Воины Ислама! — возгласил он. — Я обещал вам знатный пир в честь победы! Теперь настал час этого пира! Я запрещаю вам сегодня только одно: напиваться вина. Иначе даже ватага местных мальчишек справится с нами так же запросто, как мы только что справились с неисчислимым воинством Сайф ад-Дина Мосульского! Посмотрите на его стан! На что он похож? Это же духан, в котором разбойники решили за раз пропить все, что накопили за год, грабя караваны.
Воины ответили своему повелителю дружным смехом, распугав всех слетевшихся на поле битвы стервятников.
Действительно, мосульский стан напоминал утреннюю картину буйного пиршества, начавшегося накануне: гости напились, наелись и, побросав блудниц, расползлись кто куда.
Пленники смущенно опускали глаза, и, когда их отпустили по домам, разбредались понуро, будто совсем не радуясь дарованной им свободе.
В шатре Сайф ад-Дина, кроме богатой войсковой казны, было обнаружено полсотни клеток с пернатыми, ублажавших Зенгида пением и своими яркими перьями. Султан распорядился отпустить всех соловьев, дроздов и голубей на волю, а попугаев оставить в плену. Этих попугаев заставили затвердить благоразумные советы, необходимые повелителю Мосула (вроде «Не воюй против султана, Сайф ад-Дин!» или «Вино губит доблесть, Сайф ад-Дин!»), и отправили бывшему хозяину с уверениями, что теперь любая из этих умных птиц вполне годится в везири.
Теперь султан решил исполнить свой старый замысел, и захватить крепости, стоявшие на пути между Халебом и Мосулом.
Сначала он захватил крепость Мабидж, где в подвале обнаружил сокровищницу, содержавшую ни много ни мало целых два миллиона золотых монет! Удивительно, на всех сундуках было начертано имя «Юсуф». Оказалось, так звали сына командующего крепостью, богатого
— Деньги, разумеется, предназначены Аллахом тому Юсуфу, который ныне владеет Мабиджем, — справедливо заметил султан Юсуф и отправил казну в Дамаск.
Вскоре он начал тяжелую осаду мощной цитадели Азаз, тень которой даже в полдень покрывала целый фарсах северной дороги. Гюмуштекин очень страшился падения этой крепости, ведь в этом случае Халеб оказывался во вражеском кольце. Поэтому он не только пообещал ассасинам двойное вознаграждение за убийство султана, но даже решился устроить внезапный налет на войско Салах ад-Дина.
Неожиданный набег случился прямо во время одного из приступов. На этот раз Гюмуштекин действовал так же, как султан, если не считать завершающего маневра. Тысячный отряд сирийских всадников прилетел налегке, напал с тыла, нанес войску султана чувствительный урон, и сразу же помчался восвояси. Салах ад-Дин не поскупился и бросил им вдогонку две тысячи туркмен, однако успеха погоня не имела. Видно, Гюмуштекин отобрал для своих всадников самых быстроногих коней. Удалось захватить в плен только одного воина и то лишь потому, что его конь оступился и упал.
Султан поддался безудержной ярости.
— Этот турок, засевший в Халебе, — дорожный грабитель! — бушевал он, взмахивая саблей, как раньше любил делать его покойный дядя Ширку. — Негодяй и вор! И его разбойников надо казнить, как обыкновенных воров!
И он приказал отрубить пленнику правую руку, как поступают по законам Ислама с ворами.
— Малик! — подал тогда свой голос Имад ад-Дин аль-Исфахани, ставший личным катибом султана после того, как аль-Фадиль, по велению господина, с головой погрузился в дела и нужды Египта. — О твоем благородстве уже ходят легенды. Осмелюсь заметить, что гнев — не лучший везирь. Отрубив руку этому воину, ты несомненно опозоришь Гюмуштекина. Но оскорбишь честь всех воинов, которым когда-либо придется противостоять твоему войску. Они захотят доказать, чего стоят в действительности, и будут сражаться с удвоенной силой. Разве это полезно для нас?
Салах ад-Дин прислушался к совету катиба и отпустил пленника. За это Гюмуштекин щедро отблагодарил султана. Спустя два дня его едва не настигло позолоченное ассасинское жало.
Султан находился в шатре, в окружении эмиров и военачальников, когда за пологом вдруг раздался сдавленный стон, и в шатер ворвался воин в одежде мамлюка. В его руке сверкнул кинжал. Бросок ассасина был столь стремительным, что никто не успел даже на треть вытянуть саблю из ножен, а убийца уже перепрыгнул через окружавших султана людей и нанес ему удар прямо в голову. Слава Аллаху, под тюрбаном был надет кольчужный шлем, поскольку султан собирался сразу после совета выйти под стены крепости и самолично руководить новым приступом. Острие рассекло кожу, но застряло в узком и очень прочном стальном кольце. Ассасин успел взмахнуть рукой еще раз, но один из военачальников бросился на него, перехватил кинжал прямо за острие и вывернул убийце руку, сильно поранив свою. Султан же выхватил саблю и воткнул ее в живот нападавшему.
В эти мгновения в шатер ворвалось еще несколько убийц, одетых мамлюками. Закипела битва, в сравнении с которой даже недавнее сражение с двадцатитысячной армией показалось Салах ад-Дину всего лишь занятной игрой в поло. Кровь заливала ему глаза. Он различал только блеск сабель, мелькание одежд и лишь по наитию пытался защититься от новых ударов.
Осажденные замерли на стенах города, не понимая, что происходит внизу. Звон ожесточенной битвы доносился теперь до них от самого султанского шатра, и к шатру со всех сторон сбегались воины.