Сумасшедшее фортепиано и другие рассказы
Шрифт:
«Успею!» – решил он.
Вот и знакомые витрины, заставленные музыкальными инструментами; омытые дождём они теперь сияли, отбрасывая на мокрый асфальт светлые квадраты.
Рванув на себя дверь, он влетел в магазин:
«Чёрт!»
Народу было – яблоку негде упасть: толчея и толкотня. Внушительная очередь у кассы образовывала живой лабиринт, в котором сновали счастливчики уже отбившие чек.
С трудом протиснувшись к прилавку, он увидел стопки пластинок, таявшие буквально на глазах…
«Не хватит…» –
Через минуту за ним стояло уже человек десять, а очередь впереди, казалось, не сдвинулась с места… Маленькое окошечко в заветной стеклянной будке виделось таким недоступным и недостижимым… Он перестал поглядывать в сторону прилавка, чтобы не расстраиваться, видя тех, кто успел, кто стоит сейчас у витрин, обращенных на улицу, и рассматривает своё приобретение на свету, убеждаясь, что на диске нет дефектов и царапин…
– Молодой человек! – он вздрогнул, поняв что очутился у окошка кассы. Пожилая кассирша восседала за кассовым аппаратом как стрелок в кабине истребителя за пулемётом:
– Что вам? – раздраженно переспросила она.
– Мне в третий отдел… – пробормотал он, ещё не придя в себя.
Кассирша усмехнулась, словно и не ожидала услышать нечто иное:
– Три пятьдесят.
Его рука, сжимавшая мокрую трёшку, остановилась на полпути…
«Какой же идиот! Как можно было забыть?! Три пятьдесят… Нужен ещё полтинник…»
Что-то холодное поползло по ногам, он посмотрел на них – у мокрых кроссовок расплылась небольшая лужица… Только сейчас он заметил, что вымок с ног до головы – и джинсы и майка холодят тело…
– Вы будете платить? – заводясь спросила кассирша, озлобленная остановкой живого конвейера.
– Простите… Я, кажется, деньги дома оставил…
– Следующий! – провозгласила кассирша, тут же потерявшая к нему последний интерес.
– Три пятьдесят в третий! – скороговоркой выпалил мужчина, стоявший за ним.
– Маша!
– Что?! – отозвалась кассирша на крик продавщицы.
– Больше не отбивай! Партия кончилась…
Очередь тут же распалась, загудев, и устремилась на улицу.
Убитый происшедшим, он стоял посреди магазина, когда краем уха услышал разговор двух приятелей пробиравшихся к выходу:
– В «Орфее» после обеда будет завоз, – знающе сообщил один.
Второй посмотрел на часы:
– Полвторого… Завалимся к Мишке? А к трём – в «Орфей»…
Первый кивнул, и оба исчезли в дверях.
Он ожил; впереди снова забрезжил свет надежды, но, выскочив на улицу, остановился как вкопанный, вспомнив, что ему не хватает денег. Полтора часа, полтора часа на то, чтобы найти недостающий полтинник. Где его взять? Продать что-нибудь? Что? Или фотоаппарат заложить в ломбарде? Нет, там паспорт потребуют, без паспорта не возьмут… А кто из знакомых
Отыскав ближайшую телефонную будку и сняв с шеи многоразовые две копейки, он стал звонить подряд всем, чьи телефоны помнил, но в ответ раздавались лишь длинные гудки. Начиная вновь отчаиваться, он всё злее крутил диск циферблата, исчерпывая последние шансы…
– Алё!
– Бося, ты? – чуть не задохнулся он от свалившейся на него удачи.
– Я. Это ты, что ли, Лабух?
– Да! Слушай, займи полтинник?
– Что, срочно надо?
– Ну, вещь одну нашёл; деньги есть, только полтинника не хватает!
– А что такое?
– Да так, одна фиговина к фотоаппарату… Так как, займёшь?
– Надо подумать…
– Слушай, думай скорее, а то тут в магазине хватают её как чёрную икру!
– Ну ладно, – смилостивился Бося, – подгребай ко мне…
– Лечу! – бросив трубку, он выскочил из будки и побежал к трамвайной остановке.
«Зайцем придётся ехать…» – подумал он, влетая на заднюю площадку подошедшего вагона.
Свежевымытый город сиял; в глубине луж проплывали облака, асфальт таял под солнцем как шоколад, птицы неслись куда-то стаями, деревья лезли в глаза из-за неестественно яркой зелени – смывшие пыль и грязь, листья шумели, тронутые порывом тёплого ветра. Трамваи были похожи на лакированные школьные пеналы – дурачась звенели на рельсах, а троллейбусы, пересекающие им путь, катились словно жестяные банки из-под «монпансье».
Бося жил в «Ватикане», почти в центре города – это был целый квартал домов, простроенных в форме каре, с одним общим огромным двором, в котором, не мешая друг другу, размещались столовая, детсад, продуктовый и промтоварный магазины, и бытовой комбинат. Попасть в это «государство» можно было только через единственные ворота, охранявшиеся милицией, и жили тут, в основном, одни «шишки».
Отец у Боси занимал какой-то пост в облисполкоме, а мать была деканом одного из факультетов университета; так что их семья занимала не самое последнее место в иерархии обитателей «Ватикана».
У Огарёвых (такая фамилия была у родителей Боси) только одна проблема – их сын: Бося был троечник и «луддит», как называл его отец. «Пофигист по жизни» – как характеризовал он себя сам. Ему нравилось таскать интересные книжки из университетской библиотеки, пользуясь материным положением, нравилось бродить по гигантским заброшенным стройкам и огромным городским свалкам: мать только за голову хваталась, когда, в очередной раз, он приволакивал домой свои новые «трофеи». Предметом его гордости были напольные часы, похожие на гроб; они, естественно, не шли, пожалуй, уже с полвека, но выглядели впечатляюще. А как Бося вёз их через весь город – это отдельная история.