Сумеречная роза

Скотт Аманда

Письма Мэдлин, хотя и написанные урывками и украшенные кляксами, действовали на нее благотворнее. Когда она написала, как Элизабет в сентябре благополучно разрешилась мальчиком, Элис почувствовала, будто они с Джонет сами присутствовали там.

«Леди Маргарет, считая, что королева слишком неопытна, чтобы заниматься такими делами, – писала Мэдлин из Винчестера, – сама продумала все относительно родов, меблировки опочивальни ее светлости, колыбельки, крещения и даже кормилиц для принца. Это она, а не король, решила, что ребенок должен появиться на свет здесь, в легендарном доме короля Артура, и Элизабет согласилась, они нарекли ребенка Артуром! Граф Оксфорд должен стать крестным

отцом, и мы три часа ждали в соборе его приезда, но в конце концов служба началась без него. Были зажжены свечи, великая процессия дошла до алтаря, и даже спели два гимна, когда Оксфорд влетел галопом, как запыхавшийся боевой конь, как раз тогда, когда вдовствующая королева положила младенца на алтарь для длительной церемонии. Элизабет все еще не вставала с постели, и потом прошла еще одна великолепная процессия со свечами, чтобы принести его домой, к ней. Он очаровательный малыш, Элис, и мне даже захотелось иметь своего такого же. Скоро мы едем вниз по реке в Гринвич, так что попроси сэра Николаса позволить тебе поехать с нами. Я становлюсь сентиментальной, потому что жизнь при дворе без тебя так скучна».

Элис поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы не Мэдлин, а Николас написал последнюю строчку. Думая о Гринвиче с его зелеными парками и аллеями, выходящими к Темзе, она почти слышала плеск воды у берега и крики чаек над головой. Но Николас никогда не писал ей таких слов и не давал своего позволения. Ее настроение скоро стало таким же непредсказуемым, как когда-то у Элизабет, а здоровье ухудшилось.

Сначала она думала, что действительно больна, даже испугалась рецидива той страшной лихорадки, но потом с помощью Джонет выяснила причину приступов раздражительности. Одновременно ликующая и встревоженная, она то хотела рассказать о своей новости всему миру, то не хотела говорить никому, потому что, узнай Николас о ее деликатном положении, он ни за что не позволит ей ехать в Лондон. На самом деле она и сама немного волновалась насчет путешествия, но к тому моменту, когда он все-таки дал разрешение, в декабре, она чувствовала себя превосходно.

Новость ей принес Гуилим, заявив грубовато:

– Я получил письмо от Ника. Мы должны присоединиться ко двору на Рождество.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Но где они теперь? Когда Мэдлин писала в последний раз, они должны были переехать опять в Шин.

– Мы поедем в Вестминстер, – известил Гуилим, – и наша семья тоже будет там. Николас снял для них дом в Лондоне. Парень привез письмо и для вас тоже. Думаю, мы сможем выехать через три дня.

Они наконец-то возвращались ко двору. Все остальное в письме Николаса – только тщательно подобранные слова предупреждения, чтобы она правильно вела себя. Она помчалась сообщить новости Джонет и начать приготовления к путешествию, надеясь, что погода, вот уже неделю угрожавшая дождем, останется сухой на время поездки.

Дождя не было, и сэр Николас, прискакавший из Шина, встретил их в Уолтеме, где они остановились на ночлег. Хотя монахи Уолтемского аббатства жили гораздо беднее, чем их братья в Бертоне, они прекрасно устроили путешественников и назначили послушников прислуживать им. Николас находился в праздничном настроении. В зале для гостей он схватил Элис на руки и звонко поцеловал, его глаза светились от смеха и удовольствия видеть ее снова.

Его настроение передалось и ей. Она улыбнулась ему в ответ.

– Поставьте меня на землю, сэр. Вы шокируете святых братьев.

Он усмехнулся и поставил ее на ноги.

– Вы стали такой рассудительной, мадам. А ведь я припоминаю, что не так давно…

– Тише, – приложила она палец к его губам. – Я приняла

решение не спорить с вами, но если вы намерены вытащить все мои прошлые ошибки на посмешище всему миру, я за себя не ручаюсь.

Он сжал ее руку и повернулся, чтобы поздороваться с братом.

– Я разрывался, – известил Николас с улыбкой, хлопая брата по плечу, – между необходимостью в тебе здесь и потребностями моей жены в дороге. Надеюсь, она не стала водить тебя за нос, Гуилим?

– Путешествие прошло спокойно, – ответил Гуилим тоже с улыбкой. Элис видела, как его настроение улучшается почти с каждым часом дороги, так же как и настроение Джонет, хотя ее комментарии по поводу аллюра ее лошади оставляли желать лучшего. Между тем Гуилим продолжал: – Без сомнения, Ник, мы должны тебя благодарить за такое мирное путешествие. В кои-то веки все спокойно.

– Благодари погоду, – заявил Николас. – Здесь прошел небольшой снег, но небо каждый день предвещает бурю. Гроза надвигается даже сейчас. Надеюсь, завтра мы сможем добраться до Гринвича, не попав под молнии. Пусть лучше они рвут землю на части, когда мы будем уже за стенами замка.

– Нам осталось проехать совсем немного, – добавил Гуилим и кивнул Хью, вошедшему в зал: – А, друг, рад тебя видеть. – Он протянул ему руку, и Элис, глядя, как его рука исчезла в огромной лапе Хью, почувствовала, что Джонет замерла рядом с ней.

Хью взглянул на обеих женщин и весело сказал Гуилиму:

– Вижу, тебе удалось благополучно привезти к нам жену нашего господина и ее очаровательную, но сварливую масленку-горничную.

– Сварливая масленка, теперь я так называюсь? – возмущенно проворчала Джонет. – Трескучий тупоголовый болван! – С достоинством приседая в книксене, она добавила другим тоном: – Как приятно видеть вас снова, господин Гауэр, и слышать ваши новые очаровательные комплименты. Миледи только что говорила мне, что нас тут будет некому развлекать, и вот вы здесь, чтобы назвать ее лгуньей.

Хью отвесил земной поклон:

– Ну-ну, моя нежная пылкая сводня, хотя мне неприятно находить недостатки в такой очаровательной девице, ты не должна называть свою госпожу лгуньей. Звучит ужасно непочтительно.

– Пылкая сводня! Непочтительно! – Она уставилась на него в изумлении. – Да я никогда не слышала ничего подобного. Как смеешь ты обзывать меня такими словами, ты, безмозглый кулакастый остряк!

– Попала пальцем в небо, дорогуша. Я не клоун, а самый настоящий трудяга, хотя иногда и изображаю бабника.

– Сумасбродный кобель! – вызывающе крикнула Джонет.

– Грудастая шлюха, – парировал он.

– Брехун!

– Пустая резвушка!

– Пустая резвушка? Ты назвал меня шлюхой и резвушкой? Ах ты, докучливый толстобрюхий хрен…

– Толстобрюхий? – воскликнул Хью, наконец задетый за живое. – Бог свидетель, я совсем не толстый, просто хорошо сложенный. Меня приводит в смятение, когда я слышу, что ты говоришь обо мне такие вещи. – Обращаясь к двум другим мужчинам, он заметил: – Она как молоденькая кобылка, которая все время кусает уздечку, но вот посмотрите, скоро я укрощу ее, и она будет есть у меня с ладони.

– Такого не будет никогда, гнилой, самоуверенный, трусливый болван! – фыркнула Джонет. – У тебя полно силы и роста, а мозгов всего с горошину, и…

– Ладно, ладно, хватит, – прервал ее Хью, обращаясь к остальным, как бы приглашая их согласиться. – Мужчинам нравятся дерзкие девчонки. – Улыбаясь Джонет, он добавил: – Сдаюсь, милочка. Ты еще раз отколошматила меня своим язычком, просто заклевала.

– Так тебе и надо, тупоголовый дылда! – грубо ответила Джонет.

Обняв ее рукой за плечи, Хью проворковал мягко: