Сумеречная роза
Шрифт:
– Я думаю, она специально не подпускала к себе мужчин – может быть, из привязанности ко мне, – поведала Элис, – но Хью продолжал упорствовать, несмотря на ее острый язычок. И как ни странно, похоже, она действительно полюбила его.
– Мне ее чувства совсем не кажутся странными, – резко проговорила Мэдлин и отвернулась, делая вид, что занята помешиванием огня в очаге железной кочергой. – Некоторые женщины любят очень странных мужчин.
Элис не потребовала объяснений ее слов, но не удивилась, что Мэдлин стала даже менее вздорной, чем раньше. Опасность,
Элис видела, что Гуилим, в свою очередь, больше не игнорирует Мэдлин и даже не критикует ее. Теперь между ними установились добрые и мягкие отношения, а может, и гораздо более глубокие чувства.
Гуилим отправил людей охранять границы владений и, не довольствуясь только донесениями, сам часто выезжал проверить, как обстоят дела. Пришло известие, что мятежники продвигаются очень быстро. Они не пытались взять Йорк. Пройдя мимо города, они продвигались по Большой северной дороге, которая вела к Донкастеру. Гуилим усилил охрану.
Новости стали приходить с тревожащей частотой – сначала о столкновениях с бунтовщиками в Тэдкастере, затем в Стейнфорте, в опасной близости от Вулвестона. В этот вечер женщины собрались в покоях Элис. Весь день они почти не видели Гуилима, потому что он уехал рано утром встретиться со своими наблюдателями.
– Думаешь, они придут сюда, Элис? – спросила Мэдлин. – Ведь, возможно, лорд Ловелл все еще считает поместье Вулвестон верным делу Йорков.
– Нет, – решительно ответила Элис, зная, что, как и она сама, ее подруга больше беспокоится о том, что может случиться с Гуилимом и остальными мужчинами, если придут мятежники, чем о возможной опасности для женщин.
Элис тоже думала, что мятежники могут прийти, не столько потому, что Ловелл будет ожидать преданности Йоркам, сколько потому, что он может использовать Вулвестон как место сбора. Поступило сообщение, что верные королю войска бегут на юг от Трента, что мятежники контролируют Йоркшир и быстро продвигаются в Уорвикшир и Ноттингемшир. Элис не боялась Ловелла или Линкольна и уж тем более мальчика, которого они могли привезти с собой, но она не хотела видеть их в Вулвестоне, не хотела, чтобы всадники топтали свежезасеянные поля или забивали для еды ягнят. Поэтому, когда в следующий четверг вечером она вошла в свою спальню и увидела Дэйви Хокинса, сидящего перед камином и разговаривающего со своей сестрой, она чуть не позвала стражу.
Он вскочил на ноги и поклонился:
– Простите меня, миледи. Я не хотел напугать вас.
– И все же напугали, – резко ответила она. – Где его светлость, Дэйви? Ты заставил его спрятаться за шторой?
– Нет, миледи. Он далеко отсюда. Джонет, оставь нас, – бесцеремонно бросил он сестре. Она без возражений вышла, и Элис поняла, что до ее прихода они уже какое-то время разговаривали.
– Как ты прошел мимо охраны? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Многие все еще верны нашему делу, госпожа, но мне пришлось дать клятву, что я никому не причиню вреда,
– Вы не можете расположиться здесь.
– Мы и не будем. Его светлость послал меня успокоить вас и отдать письмо, чтобы вы показывали его любому участнику мятежа, который может прийти по ошибке, сейчас или потом. – Он протянул ей сложенный лист бумаги, где она узнала руку Ловелла, и продолжал: – Наша армия расположилась к западу отсюда, ближе к Лондонской дороге. По строжайшему приказу его светлости и милорда Линкольна здесь не будет никаких боев, никакой опасности вам или вашим людям.
– Значит, руководит всем действительно Линкольн? – спросила она, пряча письмо за корсаж. – Мой муж подозревал это.
Дэйви снова пожал плечами.
– Он руководит, мальчик руководит, его светлость руководит. Кто знает, кто будет во главе не сегодня завтра?
Элис пристально смотрела на него, потрясенная его словами.
– Что ты хочешь сказать, Дэйви? Говори яснее, или я точно позову стражу.
– Нет, госпожа, не надо. Я не могу сказать больше, но милорд Ловелл дал мне одну вещь, которую я должен передать вам лично в руки. Вы должны хранить ее, пока все не закончится. Если мы победим, вещь вам не понадобится, но если восстание не удастся, вы должны передать ее королеве.
– Элизабет?
– Да. Ой нет, нет, – быстро поправился он, – не девушке, вдовствующей королеве Элизабет Вудвилл. Лорд Ловелл не доверял ей раньше, но теперь она заслуживает получить эту вещь, если дело примет дурной оборот. Она будет знать, что делать, а вы должны сказать ей, что все хорошо, даже тогда.
– Если вы проиграете? – Элис покачала головой. – Я не понимаю, Дэйви. Как я могу сказать ей, что все хорошо, если восстание провалится? И как я смогу передать вещь вдовствующей королеве? Она же сейчас в Бермондси.
– Дочь навещает ее. Не будет никакой спешки, госпожа. Вы устроите все когда сможете. Вы назовете ей день, когда получили посылку, и скажете, что тогда прошла всего неделя. Она поймет. К тому времени вся страна придет в движение. Впереди ждут большие перемены.
– Если только Гарри не победит, – заметила она.
– Гарри Тюдор не победит, хотя его армия и может, – зловеще предсказал Дэйви. – В субботу узурпатор будет мертв, где бы он ни скрывался. Тут и кроется главная цель поднятого восстания. – Прежде чем она могла спросить что-то еще, он протянул руку с таинственным предметом: – Возьмите, госпожа, и берегите, чтобы он не попал в чужие руки. Милорд Ловелл не осмеливается хранить его больше.
Ее любопытство возобладало надо всем остальным, и Элис, разжав ладонь, увидела что-то похожее на золотую монету с дырочкой для цепочки. Она внимательно взглянула на нее и узнала выгравированное на одной стороне сияющее солнце, эмблему короля Эдуарда. На другой, обратной, стороне медальона красовалась роза. Она уже слышала раньше об этом медальоне и в изумлении подняла глаза, чтобы спросить, как он попал к Ловеллу. Но дверь уже закрывалась за Дэйви, а она не посмела с криками бежать за ним.