Сумеречная роза
Шрифт:
Когда Джонет вернулась, она нашла свою госпожу свернувшейся калачиком на кровати, погруженной в глубокие раздумья.
– Я не могла предупредить вас, госпожа, – извиняющимся тоном промолвила Джонет. – Он подошел ко мне в галерее совершенно неожиданно.
– Будет битва, – пробормотала Элис. – Если не завтра, то самое позднее в субботу. И все за власть и трон.
Джонет кивнула:
– Дэйви сказал мне, что его светлость ожидает встретить короля в замке Ноттингем, может быть, на подходе к Ньюарку. У Ловелла там дом, и он знает ту местность как свои пять пальцев.
– Дэйви сказал, что мятежники победят; Николас сказал, что нет. Николас заявляет, что знает свое дело. Господи, Джонет, надеюсь, что он прав.
Джонет нахмурилась.
– Дэйви заявил, что к ним присоединилось не так много англичан, как они надеялись, но что их все равно более чем достаточно – весь Йоркшир их, все земли к северу от Трента.
Они продолжали говорить, перебивая друг друга, пока не вошла Мэдлин. Обе замолчали так внезапно, что она потребовала объяснений.
Джонет посмотрела на Элис, но та не колебалась:
– Здесь был Дэйви, брат Джонет. Он сторонник Ловелла, и ему удалось пробраться через охрану, чтобы заверить нас, что на наших землях не будет боев. Они двигаются на юг, к Ньюарку и Ноттингему.
– Вот так так! – воскликнула Мэдлин с веселыми искорками в глазах. – Вот подождите, я скажу Гуилиму, как его оборону пробили с такой легкостью. А он думает, что сделал замок неприступным.
– Ты не должна ему ничего говорить, – набросилась на нее Элис. – Для нас нет никакой опасности, потому что Дэйви дал слово, но если ты скажешь Гуилиму, что я разговаривала с одним из бунтовщиков, он запрет меня в моей же спальне. Николас предупреждал, что даст ему такой приказ. Более того, – добавила она, внезапно приняв решение, – если ты скажешь Гуилиму, что кто-то смог пробраться внутрь, он сделает так, что выбраться наружу будет гораздо труднее.
– Значит, Дэйви еще не ушел?
– Конечно, ушел. Я говорила о… о другом. – Слишком поздно она вспомнила, что преданность Мэдлин, несомненно, изменила свое направление, что теперь она может считать себя обязанной рассказать все Гуилиму. Дальнейшие слова Мэдлин подтвердили ее опасения.
– Послушай, Элис. – Она плюхнулась на кровать рядом с ней и заглянула в лицо. – Я знаю твои взгляды. Ты готова совершить какую-то дьявольскую выходку, и я не позволю тебе обвести вокруг пальца бедняжку Гуилима, особенно в такое опасное время, как сейчас.
– Бедняжку Гуилима? – насмешливо переспросила Элис, но когда Мэдлин покраснела и смутилась, Элис выпрямилась и вымолвила гораздо более серьезным тоном: – Я давно знала, что он тебе небезразличен, но вот любишь ли ты его, Мэдлин? Скажи мне. Это очень важно.
Мэдлин кивнула:
– Да, люблю.
– И ты не откажешься выйти за него?
Ответ прозвучал шепотом:
– Нет, но не дразни меня, потому что я сама только что поняла правду. Я так упряма и глупа, Элис! Когда я увидела, как Николас и Хью выезжают за ворота, и поняла, что они могут не вернуться, что даже здесь Гуилима могут убить, я больше не могла себя обманывать. Я не могу представить свою жизнь без него. Ты скажешь,
– Мы все ждали, когда ты это поймешь, – заметила Элис, обнимая ее. – Поклянись, Мэдлин, что, если что-то случится со мной и если Николаса убьют, вы с Гуилимом будете заботиться об Анне как о собственной дочери. Клянись!
– Клянусь мадонной, – подняла руку Мэдлин, пристально глядя на нее, – но зачем тебе клятвы? Ты сказала, что нам здесь ничто не угрожает, и если так…
– Могу я верить, что ты меня не выдашь?
– Господи, что за вопрос?
– А Гуилиму?
Мэдлин замялась, потом сказала решительно:
– У меня еще нет перед ним никаких обязательств, Элис, а ты всегда оставалась моим другом. Рассказывай.
– Бунтовщики собираются убить Генриха Тюдора, – тихо произнесла Элис.
– Ну, полагаю, что да, если они победят.
Элис взглянула на Джонет, потом опять на Мэдлин.
– Дэйви сказал, что король умрет в любом случае, а Николас говорил мне однажды, что Генрих настолько плохой солдат, что он поклялся никогда больше не выступать во главе своей армии, а оставаться в тылу. Что, если мятежники собираются найти его, убить и таким образом объявить битву выигранной?
– Но у Генриха есть наследник, – возразила Мэдлин.
– Артур еще младенец, – объяснила Элис, – и никакая армия не будет сражаться за него. Ричард тоже имел наследников. Николас считает, что истинный претендент сейчас Линкольн, но когда я спросила Дэйви, он ушел от ответа. Тогда мне пришло в голову, что истинность наследника не имеет значения. Их волнует только власть. Победитель будет контролировать трон, и я думаю, что мятежники собираются объявить победу по праву битвы, точно так же, как сделал Генрих Тюдор при Босворте.
– Но ты не хочешь, чтобы они победили? – спросила Мэдлин.
– А ты хочешь? – парировала Элис. – Ты хочешь, чтобы Англией правил Линкольн – человек, который не может говорить, не делая пауз, чтобы тщательно подобрать каждое слово, или ты предпочитаешь короля-ребенка, вокруг которого постоянно будет война за влияние на него? – Увидев ответ, которого она ожидала, в глазах подруги, она повернулась к Джонет. – А ты?
– Я хочу, чтобы кончилась война, – ответила Джонет. – Начатое дело много значит для Дэйви, а я люблю его, но моя преданность теперь уже не та, потому что здоровенного болвана Хью Гауэра я люблю еще больше. Я не желаю зла никому из них, но если бы мне пришлось выбирать, помоги мне Господи, я бы выбрала Хью.
Элис стала пояснять свою мысль:
– Времена изменились, разве не так? Генриха Тюдора любят те, кто его знает, и уважают многие из тех, кто не знает. Он правит мудро и справедливо, и он постарался принести стране мир и покой. С ним на троне люди надеются увидеть в Англии такое процветание, которого мы не видели тридцать лет. Если мятежники победят, войны продолжатся. Единственный, кто может сохранить мир, – Тюдор.
– Что мы должны делать? – спросила Мэдлин.
– Я должна попытаться найти Николаса, – ответила Элис. – Его надо предупредить, что они собираются убить короля.