Сумерки богов

Халикова Нина Николаевна

– Я серьёзно.

– Верочка, у нас впереди новенький нетронутый отпуск. В университете каникулы. Никаких студентов и курсовых проектов, никакого преподавания и выпускных работ. Представь себе, целых шесть недель мы вольны поступать как нам вздумается.

– Замечательно, – сдержанно сказала Вера.

– Только… три тысячи извинений, но тебе, пожалуй, следует переодеть платье, – Киану подошёл ближе и стал вглядываться в её глаза, словно гипнотизировал.

– Зачем?

– Оно коротковато.

Брови Веры удивлённо взметнулись, однако она спросила профессиональным голосом медсестры, привыкшей ухаживать за капризными больными:

– Тебе

что, не нравятся мои ноги?

– При чём здесь твои ноги?

– А при чём здесь длина платья?

– Приличия.

«Да, – грустно подумала Вера, – какой там клевер, ей-богу? Вот ведь упрямец. Его глаза не видят ничего из того, что творится вокруг, но не теряют бдительности и не упускают малейшей мелочи, если она касается меня». Выражение лица Веры резко изменилось, как у ребёнка, которому не дали досмотреть чудесную волшебную сказку.

– Разве я неприлично выгляжу?

– Видишь ли, мой брат – одинокий отшельник, он пока не сунул голову в священную петлю. Поэтому…

– Поэтому что?

– А если он в тебя влюбится? Что тогда?

– Что за нелепость? Но предположим. И?

– И я буду ревновать, – в его голосе прозвучало приглушённое недовольство.

– Киану, не говори таких ужасных вещей, – как можно спокойнее сказала Вера, а про себя подумала: «Если тебе нужен повод для самоистязания и ты его ищешь уже сейчас, то при чём здесь я?»

– Как бы то ни было, дама должна быть скромна, – его тон был сухим и требовательным. – Прости мне мой безобидный предрассудок.

Что поделать, Киану любил заострять внимание на пустяках и придавать им самое серьёзное значение. Блаженство исчезло с души вместе с бодрой уверенностью в возможном счастье. Пейзаж тут же сделался далёким и не таким поэтичным, а плещущая река превратилась в глетчер. «Ладно, – в тысячный, в миллионный раз подумала Вера, – ко всему на свете привыкают». Совершенно искренно Вера полагала, что ко всему на свете можно привыкнуть, даже к самому, казалось бы, губительному, и не только привыкнуть, но и полюбить. Первая сигарета вызывает тошноту и отвращение, а по прошествии лет становится незаменимым утешением; поначалу мозг протестует против водки, ожирения, диет, костылей, непосильных нагрузок, несвободы, нищеты, но потом ко всему привыкает. В действительности же Вера сама не знала, чего она хочет от Киану: приручить его, противостоять ему, держать оборону, подстраиваться, пробудить в нём доверие или же окончательно расстаться. Всё зависело от её личного выбора. Или почти всё.

– Поехали, – сказал Киану, – мы уже недалеко от дома, осталось всего ничего.

Ссутулив плечи и шаркая подошвами, раздосадованная Вера поплелась в машину, как старуха, страдающая ревматизмом, а чудесное белое платье стало походить на больничный халат.

* * *

Автомобиль переехал реку и обогнул небольшой холм. Шоссейную дорогу практически сразу сменила просёлочная. Брат Киану жил почти на склоне холма. От дома и до самой реки расстилались его виноградники, блестящие под солнцем и отгороженные от местного селения небольшим лесом.

Киану уверенно съехал на маленькую боковую дорожку, засыпанную гравием, сбавил скорость, пересёк железные распахнутые ворота и остановился у двухэтажного причудливого строения с большими четырёхстворчатыми окнами.

– Ну вот мы и на месте, – сказал Ки, и лёгкая улыбка тронула его губы.

Сердце же Веры, напротив, взволнованно

всколыхнулось, как у ребёнка, которого впервые привезли сдавать экзамен, а он не знает ни одного ответа и от этого чувствует внутреннюю панику, но всё же как-то держится.

Окна машины слепил такой яркий, радостный солнечный свет, что смутные опасения стали понемногу отпускать. Вера приняла равнодушный вид, но тень беспокойства всё же промелькнула на её лице. Интересно, понимает ли Киану, как она сейчас волнуется? Или ему это в голову не приходит, или же он сам в избыточном напряжении и чувствует нечто подобное? Зачем они вообще сюда приехали? На самом деле Вера боялась этого знакомства, ровно столько же, сколько и хотела его.

В этот момент молодой загорелый парень с большими светло-голубыми глазами, ямочками на щеках и выгоревшими на солнце волосами выбежал им навстречу, замахал руками и закричал:

– Салют обществу почтенных учёных! Как хорошо, что приехали!

Пока Вера отыскивала дверную ручку, парень подлетел к машине, открыл дверцу и, придерживая её одной рукой, другую протянул Вере. Не дожидаясь, когда его представят, он сказал:

– Эвальд.

На одно мгновение Вера вежливо коснулась его руки и вышла из машины. Парень стоял против солнца и выглядел совершеннейшим юнцом, чем ужасно смутил Веру. Она не поверила своим глазам. Оказывается, это и был хозяин. Вместо располневшего, окутанного религиозной таинственностью святого отца в рясе перед ней стоял стройный мужчина, почти юноша. Эвальд был ровесником Киану, но казался гораздо моложе. Обветренные щёки, потёртые джинсы, сандалии на босу ногу, льняная рубаха неопределённого цвета с длинными рукавами и без пуговиц на манжетах. Помимо воли, Вера ненадолго задержала на нём взгляд, он показался ей настоящим воплощением мужской красоты и энергии. Кроме того – глаза! Таких глаз Вере никогда не доводилось видеть. На первый взгляд своей синевой они как две капли воды походили на глаза Киану, но если присмотреться, то это были совершенно иные глаза. Сказать, что они были прекрасны – не сказать ничего. Необыкновенного цвета – не просто голубые, а цвета итальянского неба на древних полотнах, такие глаза не просто сбивают с толку женщин, а превращают их в трепетных дев, в рабынь. Глядя на Эвальда, Вера испытала нечто похожее на восторг, который усиливался от неожиданности.

– Приветствую, – обронил Киану, выбираясь из машины, оправляя помятый костюм, протягивая брату руку и бросая вокруг себя нарочито небрежный взгляд.

– Сколько лет, сколько зим! Рад, что ты вспомнил о моём существовании. Почему не сказал, что приедешь не один?

– Хотел сделать сюрприз. Знакомься, это Вера.

Эвальд с любопытством на неё посмотрел. Разумеется, Вера немного покраснела, а почувствовав это, так смутилась, что смогла только безмолвно кивнуть головой.

– Какими судьбами?

– Да вот, захотелось подышать воздухом родных мест. А ты всё такой же прыткий. Ну и видок!

– Зато у тебя унифа что надо. При полном параде, как я посмотрю, можно прямо на учёный совет, – с добродушной усмешкой сказал Эвальд, и солнечные лучи заиграли на его губах.

– Напротив, чувствую себя студентом, приехавшим на каникулы.

– Надолго?

– Пока не прогонишь в три шеи.

– Вот тебе на. Это и твой дом, если не забыл.

– Дом? – наигранно удивился Киану. – Я возвращаюсь через сто лет, и что я вижу? Ты всё-таки восстановил эту рухлядь?