Сумерки богов
Шрифт:
Легким движением Вера коснулась своих колен, улыбнулась, растерянно посмотрела по сторонам и покачала головой. Аромат тех дней давно улетучился, оставив лишь щемящую, но приятную грусть, – кататься на велосипеде она так и не научилась, на свидания же ходила почти с каждым, кто приглашал, но грезить о несбывшемся не перестала.
Вечер медленно затоплял окна, на улице вспыхивали фонари, шум машин глухо доносился сквозь толстое оконное стекло. Достав из кармана маленькое зеркальце и взглянув в него, Вера осталась довольна. Она посмотрела по сторонам: в небольшой закусочной становилось людно. Обслуга, одетая в длинные русские полотняные рубахи, таскала графинчики, рюмки и блины с кулебяками,
Киану опаздывал почти на полчаса, и Вера даже подумала, что, возможно, он и вовсе не придёт. Мысль эта почему-то не огорчила, не приободрила, не утешила и не расстроила девушку. По странному расположению судьбы ей было решительно всё равно. Тем не менее откуда-то повеяло грустью, словно Вере чего-то не хватало, чтобы обрести полную завершённость в этой весне. Вечер и без Киану был слишком прекрасен, а заходящее солнце буквально шептало на ухо: «Не грусти, красавица, у тебя всё прекрасно, жизнь течёт дальше. Весна». Лицо Веры стало печальным, но в тоже время и исполненным манящей надежды, как у человека, который знает, чего он хочет. Словом – весна!
– Три тысячи извинений, – скороговоркой проговорил Киану, подходя к столу. – Прости, что заставил тебя скучать.
– Пустяки. Я вовсе не скучала, – искренно ответила Вера. – Знаешь, я люблю иногда помечтать в одиночестве.
– Вот как? Значит, тебе было всё равно, приду я или нет?
– Нет, что ты. Я тебя ждала.
Вероятнее всего, Вера должна была бы добавить, что ждала его всю жизнь, но такая ложь показалась ей слишком явной и предельно неискренней, хотя она понимала, что, возможно, именно её он и хочет услышать. Вера догадывалась, что у влюблённых принято целыми днями в опьянении думать друг о друге и с лихорадочным нетерпением ожидать встречи, но она этого не испытывала. Думал ли Киану о ней в её отсутствие, она не имела понятия, а он ей об этом не говорил, но что она знала наверняка, так это то, что она о нём почти не думала.
– Расскажи, о чём же ты мечтала?
Сердце Веры забилось чуть сильней, она поняла, что сболтнула лишнее, оттого немного приосанилась и зачем-то дотронулась до зеркальца в кармане пальто. Как бы не началась очередная затяжная сцена ревности. Киану был мастером подобных допросов, поэтому от прежней расслабленной Веры Ким не осталось и следа. Девушка знала: достаточно одной искры, чтобы его интерес к её прошлому мгновенно воспламенился. Ухаживания Киану не отличались особой изысканностью, поэтому Вера внутренне подобралась, насторожилась и стала выглядеть совсем иначе, чем за минуту до этого. Карие раскосые глаза сузились, расправленные плечи напряглись, а белая кожа стала болезненно бледной. За какую-то долю секунды купола собора поблёкли за окном, красивейший вечер утратил всю свою прелесть, казалось, ещё шаг – и он будет окончательно испорчен.
– Так о чём же?
– О, ничего особенного, – Вера беззаботно махнула рукой, – я вспоминала, как пыталась освоить велосипед.
– Велосипед? – Киану удивлённо округлил глаза, будто услышал нечто диковинное. – У тебя был велосипед? А кто учил тебя кататься? У тебя же был наставник? Он был старше тебя?
– Почему ты придаёшь значение тому, что неважно?
– Позволь мне самому судить, что важно, а что нет.
Он посмотрел на неё долгим настойчивым взглядом, не обещающим на сегодня ничего хорошего. Видимо, Киану не знал, что весной чувства должны быть красивыми и лёгкими. В его глазах не было ни красоты, ни лёгкости. Он не был щедр в любви, не тратил ласковых слов, словно они были у него наперечёт, не делал жестов, покоряющих женщину. Он всегда старался поменьше
Вера улыбнулась. Разумеется, она хорошо относилась к нему, но к себе она относилась ещё лучше, и поэтому ей была откровенно неприятна эта сцена. Может, вся беда Киану в его подозрительности? Подозрительные люди во всём чувствуют подвох. Какой смысл говорить им правду, если они воспринимают её как ложь.
– Ки, зачем ты ищешь в моём прошлом то, чего нет?
– Сколько у тебя было мужчин? – отрывистым резким голосом спросил Киану. Его хорошее настроение дало заметную трещину: губы плотно сжались, а на лбу появилась тяжёлая поперечная складка.
«Ну, естественно, – печально подумала Вера, – как же мы без этого? Сейчас он оседлает своего любимого конька и поедет на нём». Интересно, зачем он всё время делает её виноватой? Разве с возлюбленными так поступают? Или только так с ними и поступают? У Веры появилось тягостное чувство непонятной вины. Она попыталась проанализировать своё состояние: может, с ней что-то не так, может, всей этой сценой она обязана азбуке психоанализа? Или с ней всё в порядке, а у Киану – склонность к подозрительности или расшатанные нервы? Но если с ней всё хорошо, то почему она до сих пор здесь? Пытаясь в очередной раз спасти ситуацию, Вера попыталась обратить их разговор в спокойное, вежливое русло.
– Дорогой, мы ведь это уже обсуждали.
– Ответь. Я хочу услышать ещё раз.
– Зачем?
– Отвечай, – в его голосе появилось раздражение.
– Двое, – обречённо сказала Вера.
Судя по всему, спокойствие, та броня, которая всегда прикрывала девушку от неловкости или страха, прохудилась и уже не слишком-то её защищала.
– Двое, – с укором повторил Киану. Он взял со стола бумажную салфетку и начал вертеть её в руках. Он вообще любил что-нибудь теребить и перекладывать с места на место. – Не многовато ли для незамужней девушки?
Ну вот. Приехали. Каждый раз одно и то же. Видимо, деликатность никогда не принадлежала к числу его добродетелей. Сейчас он попытается придавить её моралью или, того хуже, доказать какую-то её вину.
Вера исподлобья взглянула на Киану. Он был красив, слишком красив, и вполне соответствовал её вкусам. Высокий ростом, с широкими плечами и прямым носом, правда, движения резковаты, а уголки рта иногда нервно подёргивались, но зато у него были густые светло-каштановые волосы, всегда удачно причёсанные, и небесно-голубые глаза. Шикарные глаза, что и говорить, только парить в этом небе ей почему-то не хотелось. Кроме всего прочего, одежда Киану всегда доведена до блеска, до ненатурального блеска, почти отталкивающего. Да, он уделял особое внимание мелочам, булавкам, платкам, заколкам, как человек, без памяти в себя влюблённый, и это не могло не бросаться в глаза.
– Ревнуешь?
Он ответил «нет» слишком быстро, из чего Вера сделала неутешительный вывод. Изо всех сил она попыталась уверить себя, что такой хорошо сложенный, прекрасно образованный мужчина не может оставить женщину равнодушной и что подобные разговоры, как сегодняшний, претензии, ревность просто неизбежны в отношениях между мужчиной и женщиной… И всё же… И всё же в Киану бродила странная помесь хищника и павлина, которая раздражала Веру, и настораживала, и мешала принять его целиком, принять без оглядки. Может, дело в том, что в своих внутренних суждениях и оценках она пыталась быть искренней? Ведь, положа руку на сердце, она не любила его, и от этого его недостатки не перерастали в достоинства (как это всегда бывает в любви), недостатки Киану не только казались ей очевидными, но и порой отталкивали её.