Сумерки Европы
Шрифт:
Но если имперіализмъ есть явленіе прогрессивное, а самоопредѣленіе регрессивное, то значитъ ли это, что во имя его приходится жертвовать націями и малыми государствами?
Что касается націй негосударственныхъ, то изъ сказаннаго выше естественно вытекаетъ, что не жертвовать приходится ими для имперіализма, а что впервые при имперіализмѣ становится возможно достигнуть для нихъ наибольшаго, хотя и негосударственнаго, ихъ самоопредѣленія;. Ибо только въ объемлющихъ государственныхъ образованіяхь, включающихъ въ своихъ предѣлахъ и организаціонныхъ рамкахъ, — множество націй, множество исповѣданій, множество этническихъ группъ, мыслимо для каждой добиться и каждой допустимо предоставить наибольшую въ этомъ малосовершенномъ мірѣ полноту самоопредѣленія и во всякомъ случаѣ равенства; ибо только въ этомъ случаѣ совмѣщенія множества націй и вѣръ государство способно не отождествлять себя ни съ одной изъ нихъ, способно отказатся отъ соблазна сдѣлать какую либо изъ нихъ угнетающей. Конечно, и такая возможность отнюдь не исключена (какъ это показываетъ дореволюціонная Россія), но она не въ интересахъ государства; государство включающее этническое и вѣроисповѣдное многообразіе объективно незаинтересовано въ этническомъ и вѣроисповѣдномъ неравенствѣ; и въ его интересахъ отъ такового освободиться. Только тамъ, гдѣ все населеніе принадлежитъ одной націи или вѣрѣ — нѣтъ національнаго и вѣроисповѣднаго вопроса; и только тамъ, гдѣ населеніе
Обратимся къ вопросу о малыхъ государствахъ. Далека отъ меня мысль умалять значеніе и цѣнность иныхъ малыхъ государствъ, соразмѣрять заслуги и достоинства народовъ съ ихъ численностью, территоріей и распространенностью. Я только отмѣчалъ прогрессивный смыслъ организаціоннаго роста при уже выработанномъ высокомъ духовномъ потенціалѣ даннаго народа. Вырабатывается-же этотъ потенціалъ обыкновенно при сложномъ благопріятномъ стеченіи многихъ географическихъ, историческихъ и культурныхъ обстоятельствъ въ обстановкѣ органически цѣльной, органически способствующей рожденію того законченнаго человѣческаго ядра, который и служитъ основой высокаго культурнаго потенціала. Въ зависимости отъ обстоятельствъ такой органической средой новаго рожденія бываетъ скорѣй всего маленькая страна, — но это всегда страна именно органически сложившаяся, а не получившаяся въ результатѣ искусственной государственной выкройки. Маленькій народъ можетъ стать зерномъ могучихъ произрастаній, онъ можетъ быть наоборотъ осколкомъ нѣкогда уже завершившихся круговъ государственно-культурнаго роста, онъ можетъ дѣятельно участвовать въ міровомъ процессѣ, охраняя свою особенность, но можетъ жить заимствованіями и отраженіями чужого творчества.
По разному идутъ линіи государственно культурныхъ судебъ; рядомъ съ мощными разрастаніями могутъ возникать и сохраняться малые бассейны государственной культуры со своей особой прелестью, цѣнностью и значимостью. Не всякое государство потому, что оно государство, и не всякая культурная индивидуальность потому, что она культурная индивидуальность, уже заслуживаетъ или вызываетъ любовь и бережливое цѣненіе. Есть множество государствъ и культурныхъ индивидуальностей — пусть имѣющихъ право на продолженіе существованія, посколько онѣ уже существуютъ, но — никакими особенными основаніями для всеобщаго признанія не располагающихъ. Но есть малыя государства, которыя настолько дороги своимъ прошлымъ и настоящимъ культурному человѣчеству, настолько цѣнны именно тѣмъ, что они сдѣлали и что изъ себя представляютъ, что человѣчество считается съ ними не только потому и въ той мѣрѣ, что они являются нѣкоторой уже живущей индивидуальностью; оно дорожитъ и цѣнитъ ихъ содержаніе, ихъ прошлое; настоящее и возможность ихъ будущаго. Достаточно, чтобы освѣтить то, что я хочу сказать, упомянуть Голландію, страну творчества рѣдкаго по своей разносторонности и глубинѣ; Швейцарію, эту неотъемлемую въ своей независимости составную часть Европы. Уже самая высокая цѣнность и цѣнимость подобныхъ странъ является существенной защитой ихъ въ международныхъ отношеніяхъ. Устойчивостью своей подобныя страны могутъ даже превосходить могучія державы; средства сопротивленія или самосохраненія могутъ быть чрезвычайно значительны, какъ это показалъ примѣръ именно Голландіи и Швейцаріи, оставшихся во время великой войны и нейтральными и незатронутыми, несмотря на свое расположеніе въ исключительно важныхъ точкахъ столкновенія. Именно самая независмость малыхъ странъ можетъ оказаться цѣнной великимъ, благодаря ихъ буферному характеру, благодаря желательности во всеобщихъ интересахъ сохраненія точекъ, незатронутыхъ и глубочайшимъ конфликтомъ; иной разъ именно независимость и, такъ сказать, внѣположность малой страны представляетъ для великой державы большую цѣнность, нежели ея включеніе въ свой составъ. Включенная, она лишь на немного количественно увеличитъ силы включившей державы; самостоятельная — она представитъ качественную цѣнность своей незатрагиваемостью.
Но разумѣется всѣ эти и подобныя соображенія, объясняя и обосновывая независимость маленькихъ странъ, не служатъ гарантіей таковой; возможность насилія надъ ними сохраняется. Какъ же быть съ подобной возможностью; съ спокойной ли душой обречь и ихъ на поглощеніе могущественными сосѣдями, когда онѣ оказываются преградами ихъ имперіализму.
Я нарочно обостряю вопросъ для его принципіальнаго разсмотрѣнія безъ фактической надобности. Вѣчной гарантіи нѣтъ ни для малыхъ, ни для великихъ державъ. Если жизнь въ своемъ поступательномъ ходѣ подчасъ губитъ и высочайшія цѣнности, то мало было бы пользы въ томъ, чтобы противодѣйствовать этому, исходя даже и не слезами, а лишь благожелательной словесностью. Малое государство, какъ и большое имѣетъ въ концѣ концовъ только одну подлинную опору— свое внутреннее содержаніе, волю и умѣніе управлять своей судьбой. Гибели подвержено все созданное руками человѣческими — или во всякомъ случаѣ, риску гибели. Въ случаѣ безусловной невозможности сохранить свою полную независимость у малыхъ государствъ еще остается возможность сближенія съ той расширяющейся разрастающейся имперіей, которая по духу и по интересамъ ей всего ближе. Войти въ орбиту ея вліянія, сблизиться съ ней въ своемъ историческомъ движеніи — такова послѣдняя возможность сохранить себя въ ту эпоху, когда совершается ростъ великихъ и плодотворныхъ имперіализмовъ. Это не означаетъ поглощенія. Современность выработала столь гибкія формы, которыя связываютъ въ мощныя объединенія, сохраняя самобытность частей въ весьма значительной, иногда чрезвычайно большой степени. Англія служитъ показательнымъ примѣромъ; другой — являетъ Германія, въ которой федеративный строй и даетъ подобное сочетаніе. Но и федеративный строй только форма не единая и не единственная. Различныя частныя связи могутъ объединять государства въ томъ, въ чемъ имъ важно быть объединенными, охраняя ихъ независимость въ остальномъ. Дѣло человѣческаго творчества разрабатывать подобныя формы. Суть процесса сохраняется при этомъ неизмѣнно: образованіе объемлющихъ единствъ остается прогрессивнымъ процессомъ человѣчества. Задача заключается не въ томъ,
Самоопредѣленіе національностей противъ имперіализма — лозунгъ консервативно-регрессивный противъ творчески-прогрессивнаго; Антанта противъ Германіи.
Но развѣ фактически Англія, Америка, въ меньшей степени Франція, не осуществляютъ каждая своего имперіализма, развѣ онѣ послѣ войны не довели его до небывалаго напряженія. И не значитъ ли это, что отличіе ихъ отъ Германіи не въ фактическихъ движеніяхъ, а лишь въ притворно-идейныхъ позиціяхъ. И развѣ съ другой стороны всякій имперіализмъ прогрессивенъ, развѣ всякое расширительное движеніе законно, развѣ какъ выше было намѣчено — расширительное движеніе не можетъ по инерціи бить черезъ край свыше мѣры внутреннихъ задатковъ, подготавливая тѣмъ внутренній разрывъ и распадъ.
Что Германія не находилась въ такомъ состояніи, гдѣ бы внѣшнее расширеніе оказалось выходящимъ за предѣлы внутреннихъ возможностей, это едва ли требуетъ доказательства, да и крушеніе ея имперіалистическаго напряженія пошло не по линіямъ внутренняго разрыва, а по линіямъ внѣшняго давленія на нее всего міра. Англія въ прошломъ совершила безподобную имперіалистическую работу, Франція, потерпѣвъ на ней въ былыя времена крушеніе, снова — хотя въ несравненно меньшихъ размѣрахъ — производила ее за послѣднія десятилѣтія. Но Англія уже и до войны захватила въ предѣлы своей имперіи грандіозныя пространства и собственно передъ ней стояла въ большей степени задача крѣпче ихъ сорганизовать, нежели дальше увеличивать. Этому и соотвѣтствовалъ процессъ внутренней организаціи британской имперіи, какъ онъ намѣчался въ довоенное время. Задача объективно была охранительная — не допускать возрастанія чужого могущества, обезпечить себя отъ ударовъ (союзъ съ Японіей, сближеніе съ Франціей и Россіей), конкурентовъ и враговъ, скрѣпить свою внутреннюю спайку — больше чѣмъ наступательная. Франція, хотя и ведшая расширительную политику въ Африкѣ, но уже въ силу своей сравнительной слабости, по сравненію съ величайшими державами, а отчасти въ силу духовности своего населенія и законченности своей нѣкогда господствовавшей культуры — точно также стояла на оборонительной позиціи. Въ этомъ безусловная правда нареканій и обвиненій: наступательная позиція была у Германіи, оборонительная, защищавшая уже прежде добытое и созданное, у Англіи и Франціи; творчество мірового размаха у Германіи; охрана, сбереженіе — у Англіи и Франціи. Отсюда соотвѣтственно и духовныя ихъ позиціи, отсюда у странъ Антанты психологія рантьерства, beati possidentis, собственника — хозяина, заботящагося объ обезпеченіи своей собственности, своего уже добытаго благосостоянія, своихъ уже пріобрѣтенныхъ правъ, — не только отъ конкур-рента, отъ противника и соперника, но и просто отъ появленія новаго сильнаго хозяина, съ которымъ можетъ быть придется соперничать. Антанта побѣдила въ сложной игрѣ, объединившей охранительныя силы Англіи съ наступательными тенденціями Японіи и Америки. И на открывшемся полѣ, — на полѣ, не представлявшемъ больше никакаго сопротивленія — собственническіе инстинкты и вожделѣнія распространились на все, что подлежало захвату. Конечно, проявлялась и старая тяга и опытъ имперіализма, но прежде всего обнаруживалось собственническое заданіе пріобщить—, что оказалось безхозяйнымъ и беззащитнымъ, разомъ разрѣшивъ задачи, вопросы, трудности, оставшіеся отъ прошлаго. Задача заключалась не въ активномъ наступательномъ добываніи, а, если можно такъ выразиться, въ спекулятивномъ использованіи коньюнктуры. Это былъ имперіализмъ, сложившійся послѣ банкротства соперника. Защитивъ себя отъ зарвавшагося конкурента, побѣдитель воспользовался представившимися, благодаря его пораженію, возможностями. Здѣсь не было наступленія, здѣсь только успѣшная оборона, завершившаяся удачной спекуляціей.
Такъ какъ имперіалистическое расширеніе не было здѣсь наступательной задачей, проявлявшей накопившіяся силы, то, не будучи ими и обусловлено, оно не оказалось ими и ограниченнымъ; какъ всякой спекуляціи на внѣшнюю доступность, ему оказалось легко перейти за предѣлы внутренне предначертаннаго. И дѣйствительно британскій имперіализмъ сталъ передъ опасностью зарваться въ своемъ расширеніи. И это тѣмъ болѣе такъ, что расширеніе его оказалось возможнымъ лишь благодаря такимъ внѣшнимъ исключительно благопріятнымъ для него условіямъ, которыя длительно оставаться безъ перемѣнъ не могутъ.
Коньюнктура была такова, что при пораженіи Германіи, самоустраненности Россіи, временной дипломатической парализованности Америки, готовности Франціи идти навстрѣчу, безразличіи Японіи, — Англія могла неограниченно расшириться; неограниченно и расширялась она въ мѣру этой внѣшней представившейся возможности: но моментъ этотъ долженъ пройти. Вильсонъ сперва былъ парализованъ государственными учрежденіями его родины, потомъ выброшенъ ими, — Америка возстановляетъ его безталанный провалъ; со временемъ въ той или иной формѣ возстановится Россія и вновь окрѣпнетъ Германія; внѣшнія давленія примутъ новыя очертанія и имперія, составленная примѣнительно къ исключительной конъюнктурѣ, окажется несостоятельной въ конъюнктурахъ новыхъ. Можно думать, что ей предстоятъ большія трудности, чѣмъ до разгрома Германіи.
Такимъ образомъ ближайшее разсмотрѣніе подтверждаетъ то положеніе, которое было выставлено выше; имперіализмъ — явленіе творчески прогрессивное; таковъ онъ у Америки, у Японіи, таковъ онъ въ меньшихъ размѣрахъ у Италіи, таковъ онъ былъ у Германіи. Франція и Англія въ настоящее время стояли уже на позиціи охранительной и повоенное разрастаніе ихъ является не результатомъ изнутри идущаго творческаго размаха, а послѣдствіями использованія временной внѣшней конъюнктуры; стремленіемъ сохранить и воспользоваться даннымъ — не творить новое. Творчество — противъ охранительства, таковымъ остается отношеніе Германіи къ Антантѣ.
III. ИДЕИ МИРА
Миръ завершаетъ войну, ставитъ предѣлъ разрушенію, но — разрушенію вооруженному, физическому. Миръ вмѣстѣ съ тѣмъ закрѣпляетъ торжество побѣдившихъ на войнѣ тенденцій; и если эти тенденціи и сами по себѣ были разрушительными, то онъ только открываетъ новую эпоху разрушеній, уже не физически военныхъ, а болѣе прикрытыхъ — гражданам соціальныхъ. Миръ, закончившій великую войну, далъ полную, ничѣмъ неограниченную побѣду побѣдившимъ и тѣмъ самымъ полный просторъ двигавшимъ ими мотивамъ. Всѣ тѣ разрушительныя силы, силы разрушительной идейности, которыя на войнѣ накопились, но въ сущности на войнѣ могли сказаться только отчасти (напр. въ ея неумѣренномъ продолженіи, въ идейной проповѣди), здѣсь получили возможность претвориться въ дѣйствительность; во всякомъ случаѣ здѣсь появилась возможность — и наступила неизбѣжность сдѣлать попытку такого претворенія; и она была произведена. Отсюда разрушительныя особенности мира; онъ не завершилъ войны, хотя бы и закрѣпивъ ея добычу, но вмѣстѣ съ тѣмъ, переведя человѣчество на дорогу возобновленнаго строительства, онъ организовалъ разрушительное содержаніе военныхъ устремленій — въ учрежденіяхъ мирныхъ, т. е. разсчитанныхъ не на исключительное время, а на постоянное существованіе. Онъ поставилъ себѣ задачу удовлетворить притязаніямъ разожженныхъ массовыхъ стихій и алканій, максималистическимъ критеріямъ; и сочетая разрушительную идейность съ разрушительнымъ алканіемъ, ограничивая интересы побѣдителей — то есть собственно дополняя ихъ — лишь ея мертвящимъ дѣйствіемъ, онъ не только самостоятельно отъ себя усугубилъ развалъ, произведенный войной, но еще дополнительно — установилъ такой европейскій порядокъ, который самъ по себѣ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ является организаціей безпорядка и разрушенія.