Сумерки жизни
Шрифт:
— Нет, она бедна и очень ко мне привязана!
Видите, буржуазно мыслящие люди, если даже они по профессии случайно бывают артистами, готовы простить человеку все, все, все, если он только имеет деньги, т.-е. то единственно, к чему и они стремятся, но под другой маской. Я бы должен был ему сказать: моя святая подруга должна получить от своей бабушки наследство в 150.000 крон, и тогда его сомнения сразу бы исчезли и он бы, вероятно от всего сердца поздравил меня!
ТУБЕРКУЛЕЗ.
— Господин Петер, что бы вы посоветовали человеку, у которого «locus minoris resistentiae» — место ослабленной сопротивляемости в организме — легкие?— обратилась ко мне прелестная, дивно нежная двадцатилетняя девушка.
— Прежде всего никогда,
— Скажите, вы, кажется, написали кроме вашего диэтического руководства несколько очень славных книг? Не можете ли вы рекомендовать какую-нибудь из них для моего лечения?!
— Ни одной. Вы нуждаетесь в полном покое. В моей книге, поскольку вы умеете читать «между строк», изображена вечная, ужасная борьба между тем, что есть, и тем, что должно быть! Так что для вас, нуждающейся в покое, у меня нет ничего.
УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ.
Все люди довольствуются тем, что имеют. Это их несчастье, хотя с виду в этом их счастье. Если человек недоволен, то это делает из него в его собственных глазах «мученика этого несчастного существования»! Если ни что тебя не удовлетворяет и ты во всем быстро разочаровываешься, то это в твоих собственных глазах прежде всего «святая неудовлетворенность!» Оглянись кругом с ужасом и отвращением, взгляни, что удовлетворяет людей, как они уступают, молчат и тянут лямку?!? Мог ли бы ты быть счастливым с Анной Б.? Ни одного часа! Но видишь ли, всякая машина подчинена своим неумолимым законам; даже твоим собственным, тебе принадлежащим часам ты не можешь приказать, чтобы после пяти они показали—пять минут четвертого. Довольствоваться чем-нибудь здесь, на земле, означает приказывать своей весьма сложной машине нечто такое, чего она не в состоянии выполнить! «Не довольствуйся ничем!!.» сказал я своей очаровательной, стройной пятнадцатилетней дочурке, с светлыми пепельными волосами, которой у меня нет. «Дитя, не довольствуйся ничем, это благословение я тебе даю на твою цветущую жизнь, я, твой отец, которого у тебя нет!»
КАПРИЗЫ.
Многие сыновья из богатых семейств имеют свои странности, маленькие, неопасные idees fixes. Один, например, хочет иметь от пяти до семи штук часов из Шаффгаузена, чтобы абсолютно верно знать время, хотя он в своей жизни не считается с минутами. Другой играет в карты; третий «расточителен». Причина ясна — эта нежная жизненная машина создает ежедневно, поскольку ее силы не истощаются заботами, посредством питания, ухода за телом, сна, приятных возбуждений, жизненные силы, значительно превышающие то количество, которое она когда бы то ни было вообще способна использовать. Это состояние «перепроизводства» передается мозгу, который старается тотчас же изменить это опасное для машины состояние тем, что он просто-на-про-сто придумывает «глупости», которые занимают жизненную машину и которые пускают в ход ее неиспользованные силы.
«Заботы» — естественный тормоз для организма. Иначе человек лишается сдерживающих начал. А это выдерживает лишь одна машина: настоящий художник!
КОСМЕТИКА.
Мягкая теплая вода в глубокой жестяной чашке.
Нежное мыло за 50 геллеров.
Сон при раскрытом настежь окне.
Легкая пища.
Душевный покой.
Душевное возбуждение посредством музыки и прогулок в лесу.
Безграничное добродушие.
Чарующие движения, как следствие свободной гимнастики.
Быть обожаемой, словно божество, нежно-романическим мужчиной.
Благодарить бога горячо, часами, за то, что всем нравишься и вызываешь симпатию.
При том можно быть такой дрянью, как эта госпожа... тсс!.. не надо имен!!!
LEONTODON.
Первое мая видно по «золотисто-желтому» одуванчику — Leontodon taraxacum. На всех лугах, во всех, еще пустынных, стоящих
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГОСПОДИНУ ШЛЕЙСУ ИЗ ГМУНДЕНА, ФАБРИКАНТУ ГЛИНЯНЫХ И ФАРФОРОВЫХ ИЗДЕЛИЙ.
Многоуважаемый незнакомец! Тридцать лет назад я пришел в магазин вашего отца и предложил ему всемирно значительное дело, а, именно, производить из прекрасной, зеленой кухонной посуды, ввиду ее чудесной глазури, что зависит опять-таки от глинистой почвы Гмундена, художественные вазы больших размеров, покрытые глазурью, модных, смешанных цветов — коричневого, серого, голубого, зеленого, цвета красной ржавчины, малинового, василькового. Ничего, ничего не было сделано.
Через тридцать лет я вижу ваше производство, но не вижу в его формах истинно художественной простоты природы. Будем учиться у наших врагов, это лучший способ их победить. Всемирно известная «Ruskin Pottery» с ее единственной в мире глазурью никогда не украшала своих изделий изображениями цветов и растений; нет, она возлагала свои надежды исключительно на действие фарфора, красок и глазури! Господин Шлейсс, именно вы могли бы теперь завоевать мировой рынок. Вы должны следовать примеру наших бесчестных врагов в произведениях знаменитой «Ruskin Pottery», где каждая ваза стоит от 10 до 90 крон, в то время, как вы можете производить ее, в моем любимом Гмундене, втрое или вчетверо дешевле. Господин Шлейсс, не поддавайтесь, пожалуйста, соблазну людей, которые являются врагами неискаженной природы; они пользуются бедным, невинным фарфором и дивной глазурью Гмундена для своих убогих и потому сложных архитектурных созданий. Вы можете организовать мировое дело, если предоставите вазу воздействию печки и таинственному искусству природы, жару, самому цвету! И идеальной глазури Гмундена! Фарфор может действовать только своей издревле идущей формой в вазах, горшках, кружках, чашках, как их делали честные финикияне, честные индийцы, а ни как не подражанием человеку, животному и растению. Это печальное, нет — трагическое заблуждение якобы современного, всущности сбившегося с пути духа! Природа побеждает искусство, смеясь! Nomina sunt odiosa! Да здравствует природа!
БЕДНОСТЬ.
Она прошла мимо, и это было для него все.
Он даже не коснулся ее белой одежды.
С тех пор он мечтал, томился и страдал. И был в экстазе.
Потому что наши нервы живут, слава богу, тем, что ощущают,
а не тем, что дает или не дает другой человек.
В иной, более грубой области происходит обмен, естественный обмен: do ut des!
Но душа живет сама по себе,
она принимает независимо от всего весну и осень,
нежного ребенка и прекрасную женщину,
береговой камыш вдоль озера, коричневое томление пруда, оленя, утренние крики, вечерний мир и тишину. И все принимает таким, как оно есть!
Тот, кто сам не испытывает, считает это «патологией»...
Оставьте им по крайней мере это слово, исцеляющее их скрытые раны!
ТОСКА.
Она чувствовала давно, будто дело идет не совсем ладно.
Она не знала, в каком именно смысле. Да, она не хотела когда бы то ни было узнать. К чему?! Ведь изменить нельзя!