Сумерки
Шрифт:
— Это Эдвард и Эмметт Каллены, а еще Хейлы — Розали и Джаспер. Та, что ушла — Элис Каллен. Они все живут с доктором Калленом и его женой. — Все это она сказала чуть слышным шепотом.
Я искоса глянула на красивого юношу. Теперь он смотрел вниз, на свой поднос, и длинными бледными пальцами крошил на кусочки бублик. Его безупречных очертаний губы быстро двигались, хотя он едва открывал рот. Остальные все так же сидели, уставившись в пространство, но я чувствовала, что он им что-то тихо говорит.
«Какие странные, редкие имена», — подумала я. Такие были в ходу у наших дедушек. Но, может быть, это здесь в моде — провинциальные причуды? Я, наконец, вспомнила,
— Они… симпатичные, — выдавила я с подозрительным лицемерием.
— О да, — Джессика снова прыснула. — Но ходят они только друг с другом — Эмметт с Розали, а Джаспер с Элис. И живут тоже все вместе. — Ее голос, казалось, выплеснул все негодование и шок маленького городка по этому поводу, с неодобрением подумала я. Правда, будем справедливы: даже в Финиксе это дало бы повод для сплетен.
— Которые из них Каллены? Они что-то не похожи на родственников.
— А они и не родственники. Доктор Каллен совсем молодой, ему, самое большее, чуть за тридцать. Они — приемные дети. А вот блондины — Хейлы — действительно брат и сестра, двойняшки. Доктор взял их на воспитание.
— Староваты они для воспитанников.
— Ну, сейчас уже да, Розали и Джасперу исполнилось восемнадцать. Но с женой доктора Каллена они живут с восьми лет. Она — их тетя или что-то в этом роде.
— Вот здорово — они так заботятся о детях, хотя сами еще молодые и все такое…
— Пожалуй, — неохотно согласилась Джессика, и у меня создалось впечатление, что ей почему-то не нравятся доктор и его жена. Судя по взглядам, которые она бросала на их отпрысков, причиной могла быть ревность.
— Думаю, миссис Каллен просто не может иметь детей, — добавила Джессика с таким видом, словно это как-то могло обесценить доброту молодых супругов.
Во время разговора мои глаза снова и снова возвращались к столу, за которым сидело странное семейство. Они по-прежнему изучали стены и ничего не ели.
— А они всегда жили в Форксе? — спросила я. Я бы непременно заметила их в какой-нибудь из прошлых приездов.
— Нет, — ответила Джессика таким голосом, словно это должно быть очевидно любому, даже такому новичку, как я. — Два года назад приехали откуда-то с Аляски.
Я почувствовала прилив жалости и облегчения. Жалости, потому что, невзирая на привлекательную внешность, их здесь не приняли, и это было ясно как день. Облегчения, потому что я оказалась не только не единственной, но даже, судя по всему, не самой интригующей приезжей здесь.
Пока я их разглядывала, младший Каллен поднял глаза и встретил мой взгляд, причем на этот раз с явным любопытством. Я быстро отвернулась, и мне показалось, что он слово ждал от меня чего-то, но обманулся в своих ожиданиях.
— А этот парень с рыжеватыми волосами — он кто? — спросила я. Я покосилась на него краем глаза. Он по-прежнему смотрел на меня, но не просто разглядывал, как все остальные — судя по лицу, он был чем-то слегка раздосадован. Я снова отвернулась.
— Эдвард. Он, конечно, шикарный, но не трать на него время. Он упорно ни с кем не встречается. Очевидно, девушки здесь недостаточно хороши для него. — Она фыркнула.
Ясно — зелен виноград, подумала я. Интересно, когда он успел ее отшить?
Я закусила губу, чтобы спрятать улыбку, и снова взглянула на парня. Он отвернулся, но, судя по тому, как круглилась его щека, он тоже улыбался.
Через пару минут все четверо поднялись и вышли
Я задержалась за столом с Джессикой и ее друзьями дольше, чем если бы была одна. Не хотелось в первый день опаздывать на занятия. У одной из моих новых знакомых — она деликатно напомнила мне, что ее зовут Анджела, — тоже была биология. Мы молча шли по коридору — она оказалась такой же застенчивой, как я.
В классе Анджела сразу направилась к своему месту за лабораторным столом, покрытым черным пластиком (в нашей школе были точно такие же). У нее уже был сосед. Вообще, в классе все места были заняты, кроме одного, возле центрального прохода. По необычному цвету волос я узнала Эдварда Каллена — это было место рядом с ним.
Я двинулась к учителю со своим подписным листом, тайком поглядывая на Каллена. Когда я проходила мимо него, он вдруг напрягся и словно застыл на своем месте, а затем вновь взглянул на меня, но в этот раз со страннейшим выражением на лице — откровенной, яростной враждебности, почти ненависти. Потрясенная, я быстро отвела глаза, покраснела и споткнулась о книгу, лежавшую в проходе. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за соседний стол. Девочка, сидевшая там, захихикала.
Я заметила, что его глаза были черными — черными, как уголь.
Мистер Беннер подписал мой листок и протянул мне учебник. Слава богу, на этот раз обошлось без глупостей вроде знакомства с классом. Наверняка мы с ним поладим. Конечно, у него не было иного выбора, кроме как отправить меня на единственное свободное место. Глядя в пол, я шла по проходу к столу Каллена, совершенно сбитая с толку внезапным злобным взглядом, которым он одарил меня.
Не поднимая глаз, я положила книги на парту и села. Боковым зрением я заметила, что его поза изменилась: он отодвинулся на самый дальний край стула и даже слегка наклонился в противоположную от меня сторону. И отвернулся, словно почуял дурной запах. Я незаметно понюхала свои волосы. Они пахли клубникой, как и мой любимый шампунь. Вроде бы, вполне невинный аромат. Я перекинула распущенные волосы через правое плечо, чтобы спрятаться за их темным занавесом, и постаралась сосредоточить внимание на учителе.
Увы, урок был посвящен строению клетки — эту тему я уже проходила. Тем не менее, я очень тщательно, не поднимая головы от тетради, писала конспект.
Не в силах сдерживаться, я время от времени поглядывала сквозь «защитный экран» на своего непонятного соседа. Он так и не расслабился и не поменял своей неудобной напряженной позы на краешке стула, которая позволяла ему держаться на максимальном расстоянии от меня. Его рука, лежавшая на левом колене, была стиснута в кулак так, что натянутые жилы виднелись сквозь бледную кожу. Кулак он так и продержал сжатым весь урок. Рукава белой рубашки были закатаны до локтей, и под светлой кожей предплечья проступали неожиданно мощные мышцы. Он даже отдаленно не был таким хрупким, каким казался рядом с массивным братом. Урок тянулся бесконечно. Может, потому, что просто подходил к концу длинный день, или потому, что я все ждала, когда же наконец он разожмет кулак? Но Каллен словно окаменел, казалось, он даже перестал дышать. Что с ним не так? Может, он всегда так ведет себя? Я стала сомневаться в том, что правильно истолковала причину желчности Джессики за обедом: возможно, в ее суждениях было меньше обиды, чем мне показалось.