Сумрачный лес
Шрифт:
В самом деле, он никак не ожидал этим солнечным утром увидеть соседей в норе под землей. Туда залезали разве что во время охоты на барсуков или кроликов, обычно посылая вперед собак. Ни Звентибольд Биттерлинг, ни Одилий Пфиффер, ни тем более Гортензия, насколько ему было известно, охотой не увлекались. Впрочем, мальчишка Бедды Шаттен-барт вполне мог заблудиться в какой-нибудь пещере, куда забредали только балбесы. Но что там делали остальные – оставалось совершенно непонятным. Несмотря на все загадки, его помощь требовалась немедленно, и вызывать подкрепление из дома было некогда.
– Спокойствие! – крикнул он. – Я вытащу вас одного за другим.
Отодвинувшись в
«Клянусь святыми трюфелями, что же с ними произошло?» – задумался Моттифорд и по привычке потянулся за трубкой. Однако закуривать не стал, потому что просовывать руку с трубкой в дыру в земле было бы неудобно. Изумленный Гизил начал размышлять вслух, как обычно делал только в присутствии Тоби.
– Какое сегодня странное утро! И вы здесь, хотя день еще только начался! Наверняка это связано с деревьями и бурей, которой я не видал и не слыхал. Спозаранку пришли странные вести из Зеленого Лога, а теперь еще и наш старый клен, который рос тут целую вечность… Но, конечно, все это бледнеет по сравнению с тем неслыханным фактом, что среди корней появляются четыре квенделя, будто подземные жители, о которых мне сказывала сказки старая няня!.. Поднимайся, Звентибольд Биттерлинг, дай мне одну руку, а другой обопрись о стену, пока я не ухвачу тебя как следует обеими руками. Положись на меня, я тебя вытащу из этого жалкого барсучьего логова! Не беспокойся, я схвачусь за дерево и постараюсь найти ногам твердую опору…
Говоря все это, Гизил вытащил голову из отверстия и потопал вокруг, проверяя, выдержит ли земля, прежде чем снова наклониться к нему.
Едва увидев перед собой сильную руку, Звентибольд тут же за нее схватился и сразу почувствовал, как его тянет вверх. Да, без посторонней помощи выбраться им вряд ли бы удалось…
Узкий карниз вел прямо к выходу, но проходил так близко под потолком пещеры, что только Райцкер и Тоби могли стоять там во весь рост. Квенделям же пришлось бы зависнуть над пропастью, чтобы одной рукой дотянуться до отверстия, а другой оторваться от стены с корнями, надеясь ухватиться за траву и выбраться наружу. Исполнить такой акробатический кульбит было бы трудно даже отдохнувшему и сильному квенделю.
В следующую секунду Биттерлинг почувствовал, как Гизил схватил его за запястье левой руки, которой он судорожно вцепился в корни. Последний, решительный рывок – и Биттерлинга вытащили на зеленую траву, залитую ослепительно ярким утренним светом. Путник растянулся на мягкой душистой траве, как и обещал ему Одилий. Гизил Моттифорд без лишних слов отпустил его и оставил в покое. Звентибольд запрокинул голову и вздохнул, глядя в безупречно-синее небо, обещавшее прекрасный новый день. Он был рад даже тому, что утренняя роса просачивается сквозь многочисленные прорехи его праздничной куртки и впитывается в рубашку.
Гизил Моттифорд помог выбраться из-под земли оставшимся квенделям. Прошло совсем немного времени, и вот уже спутники, прошедшие сквозь ночь и ужас, сидели, лежали и стояли на коленях рядом с Биттерлингом на прибрежном лугу Сверлянки. На первый взгляд, это была привычная мирная картина, но если бы прохожие взяли на себя труд приглядеться, некоторые детали наверняка показались бы им более чем странными.
В траве лежал вырванный с корнем великолепный
Лица и руки у странных путников были сильно испачканы, одежда разорвана и тоже перепачкана. Рядом с ними сидел и спокойно курил Гизил Моттифорд, выглядевший гораздо солиднее, чем бродяги рядом с ним. Их можно было принять за воров, которые пытались проникнуть во фруктовый сад через пышную буковую изгородь, но были вовремя пойманы хозяином и его собакой.
Вытащить в одиночку Одилия Пфиффера оказалось делом не из легких, поскольку того одолевали головокружение и тошнота. Старик двигался очень медленно и не так решительно, как остальные, чем вовсе не помогал спасителю. Теперь он сидел на земле, прислонившись к стволу поваленного дерева, а Гизил Моттифорд задумчиво рассматривал Одилия и его усталых спутников, которых он только что извлек из-под корней. Моттифорд курил трубку и не спешил засыпать спасенных вопросами. Любому было понятно, что этим несчастным для начала требуется прийти в себя, прежде чем у них появятся силы рассказать о том, откуда они, елки-препоганки, взялись.
Тоби улегся у ног хозяина, чтобы вздремнуть после выпавших на его долю волнений, и не пошевелился, когда Гизил вдруг поднялся и, не говоря ни слова, спустился на берег. Там он достал из кармана серебряную фляжку, на блестящем боку которой был изображен семейный герб Моттифордов – две лозы плюща, обвивающие стилизованную сову с горизонтальным полумесяцем над ней.
Гизил наклонился, зачерпнул из Сверлянки прозрачной воды и подошел к Гортензии, которая сидела на траве, обвив руками колени и склонив голову. Он протянул ей фляжку, и она выпила прохладную сладковатую воду до последней капли.
– О, как вкусно, – ахнула она, запрокинув голову, чтобы встретиться взглядом с Гизилом.
Никогда он не видел Гортензию такой измученной, к тому же она смотрела на него скорее печально, чем с облегчением. Ободряюще улыбнувшись ей, он вернулся к реке. Снова наполнил фляжку и опустился на колени рядом со старым Пфиффером. Поддерживая Одилия, Гизил осторожно поднес фляжку к его губам. Старик пил маленькими глотками, не открывая глаз, и большая часть воды текла мимо.
Моттифорд дождался, пока фляжка опустеет, и удостоверился, что Пфиффер выпил не менее четверти ее содержимого. Потом он принес воды Звентибольду и Карлману – оба напились жадно и без его помощи. После этого Гизил уселся на ствол упавшего клена, достал свою трубку и стал ждать, когда четверо вышедших из подземелья квенделя вновь будут способны говорить.
Первым бодрость духа обрел Карлман. Выпив воды, он вскочил и бегом добрался до реки. Опустившись на берегу на колени, он окунул голову и руки в быстро текущие воды Сверлянки, потом встряхнулся и блаженно зажмурился. Утреннее солнце принялось осушать его блестящее влажное лицо со следами грязи, которые не смылись коротким погружением в воду. Карлман улыбнулся, глядя на голубое небо, переливы солнечных лучей на изгороди и деревьях, зеленую траву и блики на воде. Это была незабываемая минута для молодого квенделя, который с каждым вздохом ощущал себя более живым, чем когда-либо за свою короткую жизнь.