Сундук с серебром
Шрифт:
Она пошла в хлев, подобрала с подстилки козленка и прижала к груди. Еще ни к одному существу она не выказывала столько нежности! Козленок блеял и все искал материнское вымя, тычась ей в щеку. Она снова опустила его на подстилку и пошла на гумно, где хранились старые корзины. В полутьме она увидела Йохана, лежавшего на ворохе соломы. Он только что проснулся и с выражением растерянности и недовольства таращил на нее заспанные глаза.
Анка не ждала увидеть его здесь. Она еще не думала, как поступить, если он вдруг появится. Теперь она почувствовала,
— Ступай обедать, — сказала она, не глядя на мужа, и, взяв худую корзину, вернулась в хлев. Подстелив в корзину мягкого сена, она положила туда козленка и понесла в дом.
Через минуту вошел Йохан и обвел горницу вороватым взглядом. Потом всмотрелся в лицо жены, точно стараясь прочесть ее мысли. Не понял ничего. Сам он не решился бы войти в дом, по крайней мере, днем и теперь был доволен, что его позвали. Но при виде открытого сундука лицо его потемнело от гнева.
Он сел и взялся за ложку.
— А ты не будешь?
— Не хочется мне. — Жена выглянула в сени и притворила дверь.
Она старалась совладать со своим волнением, боясь, что муж заметит, как ее трясет. Взяв на руки козленка, она раскрыла ему рот и стала туда вливать с деревянной ложки молоко. Малыш давился, вырывался из рук, искал сосцов матери, не понимая, что ему хотят спасти жизнь. Анка делала свое дело с таким материнским терпением, что на нее было приятно смотреть. Однако душа ее не участвовала в этих заботах. Одна-единственная мысль — если то, что владело ею, еще можно было назвать мыслью — не оставляла ее, и Анка дрожала мелкой дрожью. На мужа она не взглянула ни разу.
Йохан с презрительной гримасой следил за нею.
— На что он тебе сдался? — насмешливо спросил он.
Она не ответила, продолжая черпать молоко ложкой, и все чаще проливала его на передник.
— Что, отец заметил? — наконец не выдержал муж, кивнув на сундук.
Она и сама хотела заговорить об этом, но не знала, как начать. Вопрос мужа помог ей.
— Еще бы! — прошептала она. — Теперь так и лежит на деньгах.
— Как это на деньгах? — Муж замер с ложкой в руке.
— Взял их из сундука. К Мицке думает отнести.
Йохан гневно сверкнул глазами и положил ложку на стол. От такой вести любая еда застряла бы у него в горле. Ему показалось, что он понимает причину перемены, которая произошла в жене. И его обуяла ярость, он позеленел.
— Вот чего ты добилась! — почти крикнул он.
— Тише! — Анка подняла голову и посмотрела на потолок. — Того, чего ты хотел, я бы все равно не допустила.
— Чтобы я купил усадьбу?
— Кабы так! — прошипела она, и в глазах ее вспыхнула ненависть, которую она не могла скрыть. — Ты и не собирался покупать усадьбу. Обмануть меня хотел, взять деньги и уйти на все четыре стороны. Думаешь, я не знаю, зачем ты на мне женился? Больше меня никто не обманет,
Опершись обеими руками в стол, Йохан пристально глядел на Анку. Его бесило, что она разгадала его до конца и осмелилась прямо сказать ему об этом. Он бы вспылил, если бы взгляд жены, горевший яростью, не нагнал на него страху. Йохан почувствовал, что он бессилен перед ней.
— Это тебе приснилось, — сказал он неуверенно. — Ты не дала мне взять деньги при тебе, ну, я и решил их тайком взять!..
— Не говори ты мне ничего! — прервала она. — Не говори, я больше ни одному твоему слову не верю. Деньги отцовы и мои. Мои, не твои! Если мы с тобой их получим, мы их вместе возьмем, сторгуем усадьбу и положим хозяину на стол. Слышишь?
— Слышу. — Муж преодолел свою растерянность, встал и принялся тихонько расхаживать от дверей до окна. — Теперь мы можем языком трепать, сколько душе угодно. — Лицо его скривила нехорошая усмешка. — Денег-то в сундуке все равно нет.
— В сундуке нет, зато в доме есть, — вырвалось у Анки.
Они переговаривались свистящим, злобным шепотом и готовы были вцепиться друг в друга.
— В доме, — передразнил жену Йохан. — Как же, стоит только на чердак подняться, и старик мне их сам предложит… На, мол, дорогой зятек. — И он тихонько захихикал.
Анка, задетая этой насмешкой, окинула мужа ненавидящим взглядом, но смолчала. Она перестала поить козленка и гладила его по головке, глядя куда-то под стол и кусая губы.
— Или ты думаешь, что он не подымет крика? — продолжал муж. — С деньгами нужно смыться незаметно, словно тебя ветром сдуло.
— Как ты и собирался сделать, — подняла голову Анка. Помолчав, она добавила чуть слышно: — После его смерти деньги так и так будут мои.
Йохан прислонился к печи и смотрел на нее исподлобья.
— После смерти? — глухо повторил он. — Как это после смерти, если он собрался унести их из дому?
Анку передернуло. Она встала, положила козленка в корзину, отнесла ее в сени и поставила в угол под лестницей. На секунду она задержалась, прислушиваясь, потом вошла в горницу и плотно затворила дверь. Она заметила, что муж не отрываясь наблюдает за ней, но не подняла глаз. Собрав посуду, сна поставила ее на подоконник, вытерла стол и повесила полотенце на веревку у печи. Потом растерянно огляделась, точно отыскивая себе еще какое-нибудь дело, и наконец посмотрела прямо в глаза мужу.
— Как это после смерти? — повторил он, пронзая ее взглядом.
Она несколько мгновений смотрела на него, и глаза ее выражали не только безмерную ненависть, но и нечто более страшное. Губы ее были плотно сжаты; казалось, она навсегда лишилась дара речи.
— Так ведь не обязательно, чтобы он уходил из дому, — наконец выговорила она почти беззвучно, повернулась к печи и трясущимися руками начала перекладывать какие-то тряпки. Муж, сощурившись, смотрел ей в спину; странная усмешка исказила его черты. Потом он подошел к ней и заглянул сбоку ей в лицо.