Суп из крыла ангела. Притчи о любви
Шрифт:
Слюна Павла имела привкус миндаля, поэтому все блюда, которые успела попробовать Агриппина, были похожими на то круглое утреннее пирожное. Объятия и ласки её новоиспеченного мужа были такими, словно у него было не две, а четыре руки, а когда он вошел в неё, Агриппина почувствовала, что в её теле выросло гибкое дерево, протянувшее ветви по венам и даже по самым мелким сосудам. Ни разуму, ни душе не осталось места в теле женщины, и, выскочив, они унеслись куда-то в космос…
После трёх полетов во вселенную и обратно душа Агриппины запросила пощады. Смилостивившись, Павел позволил жене задремать, укрывшись его волосами.
– Они
Павел поцеловал Агриппину в ухо и шепнул:
– Я знаю, что ты ведьма. Также мне ведомо, что ты искусна в вязании. Но я всё равно согласен взять тебя в жены, потому что ты никогда не найдёшь той пряжи, из которой можно сплести мою смерть.
Уснувшая было Агриппина открыла глаза. Павел смотрел на неё своим правым глазом, в котором совсем не отражалась его улыбка. Это выглядело так, будто лицо его было наспех составлено из половинок двух разных лиц. Агриппину рассердило это несоответствие.
– Все мы смертны, а раз так, то для каждого найдётся подходящая пряжа, – буркнула она. Павел расхохотался и снова склонился к уху жены.
– Ладно уж, скажу тебе по секрету, – обведя острым языком её ушную раковину, продолжил он. – Чтобы связать мою смерть, тебе понадобится сперва собрать всё мое время, затем спрясть из него нить длиною в тысячи лет, и только потом приступать к вязанию. Но ты не успеешь собрать моё время, потому что твоё собственное – намного короче.
Павел сел в кровати, по-турецки скрестив ноги, и раскурил трубку.
– Знаешь, дорогая, тебя не должно это волновать, потому что я избавлю тебя от того, чего ты больше всего боишься, и дам то, что тебе необходимо и что ни один из твоих мужей не смог тебе дать. За что все они и получили по заслугам.
– Откуда ты знаешь, что мне нужно и чего я боюсь?
– Женская душа как остров, с какой бы стороны не дул на нем ветер, он всегда дует с моря. Ты боишься старости.
Павел перелез через Агриппину и оказался справа от неё. Теперь на женщину ласково смотрел густо-золотой левый глаз мужа.
– Кто ты? – тихо спросила она.
– Если хочешь, можешь считать меня колдуном, – Павел подмигнул Агриппине. Она вдруг увидела, что на теле мужчины стали проступать неясные письмена, немного похожие на арабскую вязь.
– Что это, тайные заклинания? – спросила женщина, проведя пальцем вдоль мужниного плеча.
– Всего лишь мои любимые сны. Если записать их на собственной коже, сны будут возвращаться снова и снова.
– Прочти мне хотя бы один из них.
– Не получится, душенька. На этом языке можно только писать.
– Так не бывает. Что же это за язык?
– Язык изнанки твоих собственных мыслей, о которых ты даже не догадываешься до тех пор, пока не заснёшь. Записать их можно тоже только во время сна, останавливая его время от времени.
– А не надоедает ли тебе смотреть одни и те же сны?
– Как может надоесть то, о чем совершенно не помнишь? Это только кажется, что человек может протащить свой сон в явь. На самом деле сон в тысячу раз больше, чем ты думаешь. В твоём бодрствующем сознании остаются только несколько чешуек с его шкуры, которые прилипли к твоим векам.
– Как же тогда он помещается в моей голове?
– А кто тебе сказал, что сон существует в твоей голове? Это голова твоя находится внутри сна. Утром он просто выплевывает её обратно на подушку.
В эту ночь Агриппине снилось, что они с Павлом – дряхлые
Наутро Агриппина совершенно не помнила, что ей снилось, осталось только ощущение чего-то странного и приятного. Она поднялась с кровати и подумала: не сменить ли гостиницу, уж больно жестким оказался матрас, спина и бёдра ныли, в голове будто застоялся и скис вчерашний ветер.
Выглянув в окно, Агриппина залюбовалась чудесным видом и передумала. Вчера вечером, когда она прибыла в этот город, уже стемнело, и она была слишком утомлена поездкой, чтобы разглядывать окрестности. Окна ее гостиницы выходили на живописную, украшенную цветами городскую площадь, сейчас ярко освещенную утренним солнцем. В центре площади плескался фонтан, а за ним была видна вывеска симпатичного кафе. Распахнув оконные створки, женщина с удовольствием втянула аромат ореховых пирожных, доносившийся из кафе, и поняла, что ужасно голодна.
Вспомнив, что сегодня день её пятидесятилетия, Агриппина вздохнула, затем открыла чемодан из крокодиловой кожи, достала из него платье цвета граната, туфли на закрученном каблуке и перстень с окаменевшим змеиным глазом.
Выйдя из дверей гостиницы, Агриппина зацепилась кольцом за выступ на дверной ручке. Перстень соскочил и зазвенел по ступеням крыльца…
Модест и Гордей
…Ich habe kaum etwas mit mir gemeinsam.
5
…У меня едва ли есть что-нибудь общее с самим собой. – Франц Кафка (пер. с нем.)
Модест обожал свою жену. Милена была прекрасной, как летящий в облаках фламинго, и безупречной, как нарисованная циркулем окружность.
Впервые увидев Милену, Модест был мгновенно ранен ее красотой. Рана была тяжелой и болезненной, а осознание полной безнадежности еще усиливало боль. Не обладая ни яркой внешностью, ни талантами, Модест не смел даже мечтать об ответной любви. Он знал, что если кто-нибудь попытался бы описать его, что само по себе вряд ли могло иметь место, так как Модестом никто особо не интересовался, единственной характеристикой было бы слово «заурядный». Модест не осмеливался заговорить с Миленой, но взгляды, которые он бросал на неё, видимо, были столь красноречивыми, что неожиданно для всех красавица обратила не него внимание. А вскоре, ко всеобщему недоумению, приблизила и позволила себя любить. Почему из многочисленных поклонников она выбрала именно его, робкого и невзрачного молчуна с печальными глазами и детской улыбкой? Возможно, накопившая кое-какой любовный опыт и умная от природы женщина ясно увидела, что этот парень будет любить её преданно, безусловно и вечно.