Супердвое: убойный фактор
Шрифт:
— Циолковский, Константин Петрович…»
Шеель сделал паузу и, не без тени сомнения, добавил.
— Впрочем, не могу утверждать, что на современную молодежь это имя произвело бы впечатление.
Я тоже не мог это утверждать и благоразумно промолчал. Только ветеран внешней разведки, товарищ Закруткин нашел в себе силы прокомментировать.
— Да уж…
Алекс-Еско продолжил.
— Мы добрели до сборного пункта. Здесь уже был развернут лазарет. Оберту помогли подобрать очки, там было много освободившихся и даже неразбитых очков. Всего жертв насчитали более сотни, среди них было много
— Меня вызвали к Дорнбергеру на третий день после бомбежки, когда жизнь на полигоне уже вошла в прежнее, торопливо-лихорадочное русло.
Докладывал стоя.
Дорнбергер, невысокий, с простецким лицом и крестьянскими залысинами, с откровенным недоброжелательством, но не перебивая, выслушал мой доклад о командировке в Копенгаген сидя. Затем генерал встал и сурово выговорил за попытку вмешаться в производственный процесс.
Он, по-видимому, был изначально настроен против меня и приказал напрочь забыть о всякой самодеятельности. Напомнил, что меня посылали в командировку, чтобы ускорить график поставки насосов, а не для того, чтобы вносить изменения в конструкцию. Всякое предложение, прибавил он, должно подаваться по инстанции. Затем не удержался от язвительного замечания — что я понимаю в насосах и зачем встречался с «этим чертовым Бором»?
В этот момент в уцелевший кабинет начальника полигона вошел красивый сорокалетний мужчина. Он был в штатском, но одет броско — белая рубашка с галстуком, вязанная фуфайка, добротные брюки, модельные мужские туфли.
Я повернулся в его сторону.
Незнакомец жестом показал, чтобы я продолжал, и уселся на стул возле генерала.
Теперь они возьмутся за меня вдвоем? Сесть так и не предложили. Понятно, здесь не любят протеже, тем более от генералов СС, следовательно, на покровителей ссылаться нельзя. Придется отбиваться самостоятельно.
— Я всего-навсего пытался внести незначительное улучшение в крепеж трубки насоса, подающего спирт в камеру сгорания. Этим вопросом я занимался в Свердловском политехе.
— Где?! — в один голос воскликнули генерал и незнакомец.
— В Свердловске. Там есть политехнический институт.
— А-а, ну да, — кивнул человеком в штатском. — Вы — Шеель? Сбежали от красных.
— Не сбежал, а перешел с оружием в руках.
— Это не важно. Значит, вы утверждаете, что в Свердловске тоже занимаются проектированием такого рода агрегатов?
— Нет. Большевикам сейчас не до ракет. Просто мне досталась такая тема — «Способы безопасной подачи топлива и окислителя в камеры сгорания самодвижущихся реактивных машин, способных обеспечить выход человека в межпланетное пространство».
Человек в штатском костюме скептически усмехнулся.
— Вы хотите сказать, что большевики даже сейчас, на грани поражения, работают на перспективу. Они способны построить агрегат для выхода в открытый космос?
— Нет. То, что я увидел здесь, им и не снилось. Наше изделие — это… Это потрясает воображение! Это же почти тридцать тонн тяги! Самый большой двигатель, который способны спроектировать красные, имеет тягу не более полутора тонн.
Генерал и человек в штатском переглянулись, и незнакомец наконец представился.
— Вернер фон Браун, научный руководитель проекта, — и с ходу перешел к обсуждению моего предложения.
— Вам запрещается — повторяю, запрещается! — вносить какие бы то ни было изменения в конструкцию агрегата. Это приводит
— Так точно, господин Браун.
Я позволил себе пожать плечами.
— Что-нибудь не так? — поинтересовался Браун.
— Мое предложение не требует внесения изменений в конструкции. Наоборот, оно ускоряет сборку и снижает вес агрегата на тридцать восемь граммов.
Дорнбергер и Браун переглянулись. Ответил генерал.
— Повторяю, вам запрещается любое вмешательство в производственный процесс, тем более, в конструкцию.
— Так точно, господин генерал.
— Теперь по поводу профессора Бора.
Удивительно, ни Дорнбергер, ни Браун ни разу не назвали его «грязным профессоришкой» или «неврастеником, свихнувшимся на почве изучения атома». Разве что «этим чертовым Бором».
Я решил рискнуть.
— К моему величайшему сожалению как эксперт он не выказал того объема знаний, который необходим, чтобы оценить мою идею.
Вернер фон Браун даже поморщился от такой наглости.
— Вы имеете в виду лучи смерти? Мы не имеем возможности заниматься подобными глупостями.
— Нет. Я имел в виду нечто совсем иное. Первое — нельзя ли приспособить к нашему агрегату ядерный двигатель, с помощью которого можно будет значительно увеличить тягу, а следовательно и полезный вес.
Браун спросил.
— А вторая?
— Я сделал примерную прикидку и установил техническую возможность использовать ядерную взрывчатку для начинки боевой части нашего агрегата.
— Что вы знаете о ядерной взрывчатке?
— Я имею привычку знакомиться со специальной литературой и сам факт закрытия этой темы в открытых журналах, навел меня на мысль, что здесь дело не чисто. После двух статей доктора Зигфрида Флюгге, опубликованных в тридцать девятом году, в которых тот дал подсчет количеству энергии, способной выделиться при делении атомного ядра, любому ясно, что рейх должен овладеть этой мощью. Она огромна. [59]
59
Первая статья была опубликована в журнале «Натурвиссеншафтен» и называлась «Возможно ли техническое использование энергии атомного ядра?», вторая — в газете «Дойче альгемайне цайтунг», выходящей массовым тиражом.
— Насколько огромна? — спросил Браун.
— Флюгге привел расчеты: одного кубического метра окиси урана массой четыре тонны достаточно для того, чтобы за сотую долю секунды поднять в воздух на высоту 27 километров примерно один кубический километр воды массой в один миллиард тонн. Эта энергия эквивалентна взрыву десятков тысяч, а может, и сотен тысяч, обычных бомб одновременно.
— Итак, вы предлагаете сделать боезаряд ядерным? — уточнил вопрос Браун и сам себе ответил. — Это не так глупо, как может показаться. Впрочем, я пришел сюда поблагодарить вас, обер-лейтенант, за спасение моего учителя, профессора Оберта. Профессор передает вам привет. Кстати, он рассмотрел ваши предложения насчет крепления насосов и счел их дельными. Послушайте, Алекс, что вы скажете, если я предложу вам поработать в его бюро.