супермаркет
Шрифт:
– Собирайся, мы уезжаем. Во всем разберемся потом, дома, - тихо сказал он, отстраняясь.
Дома? А как же свадьба? Маша ничего не понимала: ведь не приснились ей его невеста и эти трижды проклятые розовые с бантиками тапочки!
– Значит, ты не женился?
Он смотрел на нее такими честными и удивленными глазами, что пришлось рассказать обо всем: о появившейся невесте, о ее тапочках в шкафу, о его забывчивости и попытке невесты расплатиться за проведенную с ним ночь, о его любви к странным играм с провинциальными дурочками. По ходу ее рассказа лицо Игоря мрачнело
– Прости, я виноват. Этого не должно было случиться.
Он рассказал о смерти Резникова в тот злосчастный день, о том, что никогда не собирался жениться, а потом просил Машу верить ему, всегда верить. Он вновь обнял ее, и она, прижавшись к нему, единственному и желанному, ощутив прилив успокоения и счастья, поняла, что для нее нет ничего лучшего на земле. А он никак не мог успокоиться, то что-то начиная объяснять, то принимаясь уговаривать вернуться, и умолк, лишь услышав ее согласие.
Выехать удалось только часа через три. Разговор в машине то затухал, то начинался вновь. Неожиданно Игорь стал рассказывать о себе, о своих трех жизнях и начале четвертой. Маша понимала, что такому человеку, как он, трудно говорить о прошлом, поэтому поспешила его успокоить. Она ласково провела рукой по его плечу.
– Что бы ты ни сделал, я всегда буду рядом. В этом даже не сомневайся.
Они опять надолго замолчали. Потом, собравшись духом, Маша начала рассказ о себе.
– В моей жизни нет ничего необычного: родилась, училась. Дружила с мальчиком, которого знала с пеленок. Когда пришло время, его выбрал пал не на меня. А я совсем растерялась, потому что не умела без него жить. Потом окончила училище и пошла работать. Заболела мама. Очень переживала, что оставляет меня одну. Сыграть роль жениха я попросила одного знакомого. Мама умерла спокойной. Он захотел жениться на мне, я согласилась, думала, что смогу...
Маша замолчала.
– И?
– поторопил ее Игорь.
– В итоге обидела хорошего человека.
Маша замолчала, но потом все-таки добавила:
– Он ждал от меня того, что я не могла дать.
Игорь ничего не захотел уточнять: все было неважно. Начинается новая жизнь, прошлое остается позади.
Маша прикрыла глаза, и он подумал, что она задремала.
– Знаешь, я все это время жалела только об одном, - сказала вдруг она, не глядя на Игоря, и, ничего не пояснив, снова замолчала.
– О чем?
– наконец не выдержал он и протянул руку, чтобы погладить ее пальцы.
Они не были теплыми, и он осторожно сжал их, чтобы согреть.
– Жалела, что жизнь может так и пройти без нас.
Он усмехнулся и крепче сжал ее пальцы.
– Я бы никогда этого не допустил. Все плохое прошло, Маша, все прошло.
Тысячи машин бегут по дорогам, наверное, во многих из них сидят влюбленные. О чем они говорят? Скорее всего, разными словами, но об одном. О любви. И разве не является проявлением любви известие о скором рождении их ребенка?
Дыши глубже, Маша!
Часть третья Долги наши
Виктор Иванович Резников, а тогда его называли просто Витюшей, родился в ничем не примечательной рабочей семье. Родители, уже смирившиеся с тем, что детей у них не будет и разговоров об этом не заводившие, были бесконечно рады появлению сына. Он был недоношенный, слабенький, долго не говорил и не ходил, только тихо сидел, обложенный подушками, и внимательно смотрел на мир большими голубыми глазами.
К двум годам Витюша начал осторожно ходить, держась за руку матери, и сказал первые слова. Мать была бесконечно счастлива, тайком бегала в церковь и ставила свечки за здоровье сына. Отец к этому времени совсем ослаб. Тяжелые ранения и контузия давали о себе знать, он часто болел. Витюше едва исполнилось три, когда отца не стало.
– Как жить?
– сокрушалась на скромных поминках мать.
– Витюша - слабенький ребенок, в садик ему нельзя, а няньке платить надо.
– Не реви, - утешал ее сосед, безногий инвалид Федор, - справимся. Я пригляжу.
Мать заплакала еще громче.
– Весь век буду тебе благодарна и сыну накажу.
– Бабы!
Федор покрутил головой и скрылся в своей комнатке.
Жили они в то время в деревянном бараке. Вход с улицы вел в довольно просторную кухню с большой печью, которая отапливала две небольшие комнатки. В одной жили Резниковы, в другой - безногий Федор. Он был человеком деятельным, знал сапожное дело и шил туфли на заказ. Получение незаконного дохода сурово каралось властями, поэтому дверь во время работы закрывалась от непрошенных гостей на толстый крючок, а Витюша знал, что это тайна, и помалкивал.
Федор оказался способным воспитателем и учил мальчика всему, что знал и умел сам.
– Сегодня уборка, - говорил он, и Витюша безропотно принимался за работу.
Работы было много: смахнуть пыль с подоконника и старого темного комода, подмести пол, полить два цветка, мокрой тряпкой несколько раз провести по кухонному столу. Когда дела были окончены и Витюша забирался на кровать в комнате Федора, начиналось самое интересное. Федор был прекрасным рассказчиком, и его истории о войне никогда не кончались. Все русские солдаты были храбры и смекалисты, а фашисты... они и были фашисты.
– Сидим мы в засаде на берегу, - таинственным голосом начинал рассказ Федор.
– А на другом берегу немцы. Хотели они вброд реку перейти. Осмотрелись, никого нет, и решили одежду не мочить. Разделись догола и идут, руки у всех подняты - одежду держат. Дошли до середины, а мы как начали стрелять! Они все побросали и с голым задом назад побежали.
– С голым задом!
– захлебывался от восторга и смеха Витюша.
– А вы их всех поубивали?
– Знамо, всех, - сурово говорил Федор, - пускай по нашей земле с голым задом не бегают!