Супермен для феминистки
Шрифт:
Василиса как раз вернулась с чашкой крепкого растворимого кофе (другого в этом доме никогда не водилось) и села на свое прежнее место, внимательно наблюдая за подругой. Она не знала, плакать ей вместе с ней или смеяться, настолько ситуация была карикатурной. Вот когда ее бросил Забелкин, а нужно признаться самой себе, что это он ее бросил, а не она его. Так вот, когда ее бросил Забелкин, она умирать не собиралась.
– Сравнила! – воскликнула Алевтина, услышав последнюю фразу подруги. – Моего мачо и твоего Забелкина?! Да таких Забелкиных в жизни каждой женщины по дюжине на месяц. Ради них если и стоит жить, то лишь затем, чтобы отравлять им существование! Умирать нужно ради суперменов. Ладно,
Василиса отпила кофе и подняла брови вверх. Она ничего не находила, она просто позволяла подруге выговориться. Когда что-то случается, обязательно нужно этим поделиться с другими. Пусть и тем станет несладко. Им придется делать вид, что они переживают, сочувствуют и поддерживают. Наплевать, что за спиной они скажут: «И как эту дуру угораздило?!» Зато уберут улыбку со своего довольного лица. Василиса не улыбалась, хотя, слушая то, о чем говорит Алевтина, очень хотела.
– Решено. Отдай ему мой розовый бюстик с голубым сарафаном. Пусть его новая подружка выпендривается перед ним! – Алевтина уткнулась в подушку и несколько раз всхлипнула. После чего снова повернулась лицом в потолок и скрестила руки. – Мои бархатные тапки с меховой опушкой возьми себе. Отдай Эллочке красную кофточку, ей как раз под цвет лица, синюю в полосочку водолазку – синий цвет успокаивает, и бежевый в крапинку топик. Стелле отдай вишневые брючки, ей будет в самый раз. К ним приложи замшевые туфельки на шпильке, у нас с ней один размер. Только не те, что лежат в черной коробке на верхней полке шкафа, – эти жутко дорогие, а те, что стоят в коридоре под вешалкой. Они к брючкам как раз подойдут. Татьяне отдай мои горнолыжные ботинки. Лыжи к ним я купить так и не успела. Скажи ей, пусть купит и съездит на курорт, там много богатых мужиков. С моими ботинками она сразу выйдет замуж. Они счастливые. Еще отдай ей мою сиреневую юбку в клеточку…
– Слушай, барахольщица, – не выдержала Василиса, у которой к этому моменту закончился кофе в чашке, – всем все разбазарила. Кому ни попадя все раздала. А мне отписала только раздолбанные тапочки с облезлым тушканчиком?! И это все, что ты можешь дать лучшей подруге, которая совсем недавно стояла на краю гибели, а теперь пытается наладить свою жизнь?!
– Сиреневую юбочку, – развела руками озадаченная Алевтина, сразу переставшая всхлипывать, – можешь забрать себе. А на тапках вовсе не тушканчик, а кролик.
– Я не сильна в зоологии, – призналась Василиса и «закипела», – но думаю, что тот, с кого содрали этот мех, в отличие от тебя очень сопротивлялся! А ты лежишь и стонешь! И было бы из-за чего! Из-за какой-то эсэмэски! «Умерла от любовного недуга», – ты хочешь, чтобы так написали на твоей могиле?! Чтобы все думали, что тебя сразили венерические заболевания?! По-иному в наше время думать не будут. Никто не верит, что от любви можно умереть.
– Венерические заболевания? – Щепетильная Алевтина сузила заплаканные глаза: об этом она как-то не подумала.
– Да! – с энтузиазмом подхватила Василиса. – Именно так и напишут, будь спокойна, помирай дальше. Как только ты откинешь копыта, на черном камне зацокает молоток, изображающий эту коварную надпись. И каждый, заметь, что я нисколько не преувеличиваю, каждый проходящий мимо твоей могилы станет укорять покойницу, тебя то есть, в невоздержанности и разврате.
– Меня в разврате?! – Глаза Алевтины из щелок превратились
– К чему привыкать? Терпеливо дожидаться звонка от любимого человека? Я думаю, Алевтина, это так. Если ты полюбила бойца, а только так в моем представлении выглядят люди – частные сыщики, то должна себя вести, как его боевая подруга. Стойко и сдержанно. Помогать, а не служить препятствием на его тернистом пути. Кстати, я сама хотела бы встретиться с твоим сыщиком и поручить ему одно дело…
– Я – его боевая подруга, – Алевтина провела пальцем по обоям на стене, – как романтично.
– Ты должна ею стать. Сейчас же поднимайся, пойдем на кухню подкрепимся и отправимся на работу, полдня которой ты уже благополучно прогуляла.
– Я позвонила Федору и сказала, что заболела и неизвестно, когда выкарабкаюсь.
– Считай, что ты это уже сделала. Осталось только выкарабкаться из постели!
Неизвестно, что больше подействовало на ветреную Алевтину: надпись на будущей могиле или боевая дружба с Робертом, однако через пять минут она уже сидела на кухонном табурете и заправляла организм бутербродом – ничего другого, кроме колбасы и хлеба, в ее холодильнике не появлялось долгими месяцами. Исключением служил декабрь. Но до Нового года оставалась уйма времени.
Василиса чувствовала себя не в своей тарелке. Первый раз в жизни она успокаивала и наставляла свою подругу на истинный путь, с которого та так лихо свернула. Благополучная, эгоистичная натура Алевтины влюбилась, и та не смогла с ней справиться. Вернее, на этот раз смогла. Но если сыщик действительно не позвонит? Что станет с впечатлительной Алевтиной? У нее что, образовалась любовь с первого взгляда? «Так не бывает, – решила Василиса, – для того, чтобы полюбить человека, его нужно знать». Вот она знала Забелкина, полюбила. Или она просто думала, что его любит? Сейчас у нее даже нет сил ненавидеть и презирать его. И вспоминает она его имя только всуе.
Василиса помогла Алевтине одеться во что-то более-менее непромокаемое. Та взяла поводок с Маруськой-Манюней-Машкой и прочими производными от гордого собачьего имени Марго, и они втроем отправились гулять.
На работу добрались только к вечеру. Маруська, вволю погоняв голубей и старушек, нашла под чужим балконом ржавую селедку и ни за что на свете не хотела выпускать ее из своей клыкастой пасти. Возвращаться домой с таким уловом было смерти подобно. Тухлая селедка воняла так, что от нее разбегались в разные стороны окрестные коты. Чем она приглянулась собаке, было совершенно непонятно. После многочисленных уговоров Манька согласилась выпустить селедку только на команду, особо любимую Алевтиной и с детства выученную ее доберманшей. «Поцелуй мамочку!» – закрыв нос, произнесла Алевтина. Лизунья собака бережно опустила селедку в грязь, подошла к сидящей на корточках Алевтине и щедро провела шершавым языком по ее лицу. Василисина нога тут же наступила на останки рыбы. Но после собачьего поцелуя Алевтине пришлось принимать ванну. До этого она пахла так, как будто весь день разгружала траулер, полный тухлой сельди.
К концу рабочего дня девушки оказались в офисе. Встретившийся им на пути к кабинету Федор озадаченно поднял брови и поинтересовался здоровьем Алевтины. Та мило улыбнулась ему снисходительной улыбкой, мол, плюнула на здоровье и на работу пришла. Федор пробормотал что-то невразумительное, кивнул и побежал к себе на четвертый этаж. Там за столом сидела Анфиса и разглядывала сияющее колечко на своем пальчике.
– Анфиса, – Федор налетел на нее, как ураган, – ты веришь в любовь с первого взгляда?!