Супервольф
Шрифт:
Я решился.
— Единственное, что мне видится, это в начале у немцев будут кое-какие успехи.
Сталин ухватился за эту фразу и доброжелательно предположил.
— Вы хотите сказат, что немцы кое-где прорвутся на нашу территорию?
Я кивнул.
— Можете подсказать, до какого пункта они продвинутся.
Я — дурак из дураков — не удержался.
— До Волги.
Сталин спокойно принял этот прогноз.
— А конкретней?
— До Сталинграда!
Балабос поперхнулся, потом снисходительно
— Вы соображаете, что говорите? Это называется «кое-где»?.. От границы до Сталинграда около двух тысяч километров.
Он сел за стол. Ему стало скучно, он пожалел о потерянном времени.
Чем я мог помочь балабосу?
Участь моя была решена, оставалось только ждать приезда Берии. Меня передадут ему с рук на руки, и он еще раз попытается пристроить меня к делу. Я откажусь, дальнейшее двинется обычным порядком: скоротечное судебное заседание, прокурор огласит обвинение, «тройка» посоветуется и скорехонько вынесет приговор.
Утвердят его пулей.
Неожиданно балабос поинтересовался.
— Как вы сами видите свое будущее, Мессинг? Что ожидает вас в ближайшее время? — спросил Сталин.
— Концерты, выступления, будет много раненых. Время будет трудное, Иосиф Виссарионович, голодное.
— Что ж, — усмехнулся Сталин. — Я рад за вас. А что ждет меня?
— Я вижу вас победителем. Там, — я указал на свой отчет, — написано. Красные флаги над рейхстагом.
— Я не о том, Мессинг, — поморщился вождь. — Я имею в виду долго мне руководить страной, вести народ от победы к победе? Одним словом, долго ли мне коптить небо?
Это был самый страшный, самый нужный вопрос на свете, я долго готовил на него ответ. Это была долгожданная соломинка, которая могла бы помочь мне удержаться в мире живых.
Мессинг сглотнул и ответил.
— Долго.
— А точнее?
— Не менее десяти лет.
Сталин откинулся к спинке стула.
— Так мало?
— Не менее!.. — возразил я.
Сталин пыхнул дымком из трубки.
— Ви, кажется, заявляли, что не различаете дат?
— Именно так, Иосиф Виссарионович.
— Как же сосчитали?
— По событиям собственной жизни. С момента этого разговора она продлится не менее десяти лет. Не менее!! Но при одном непременном условии. Сколько протяну я, столько протянете и вы. Мы умрем почти одновременно… — я врал вдохновенно. — С разницей в несколько месяцев.
Сталин нахмурился, встал из-за стола, принялся разгуливать по комнате. Потом приблизился и, ткнув в меня трубкой, грубовато поинтересовался.
— Не сочиняешь?
— Нет. Я хочу сказать, что если меня оставят в покое, линия будущего прочертится именно таким образом.
Сталин погрозил мне пальцем.
— Ты хитрец, Мессинг! Другими словами, ты требуешь, чтобы я приказал оберегать тебя, заботится о тебе, иначе, мол, пеняйте на себя?.. А
— Я не требую от власти каких-то особых привилегий. Я просто хочу быть как все. Как артист я принесу куда больше пользы.
Сталин с удовольствием полакомился дымком.
— От твоего условия отдает обывательским подходом к истории. К тому же воинствующе обывательским. Только ты, Мессинг, не учел, что товарищ Сталин не страдает суеверием. Он материалист, что и тебе советует. Его трудно запугать. Пытались многие, даже Сталинградом — не получилось. Тебе ясно, Мессинг?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Правильно отвечаешь. Хорошо, что правильно отвечаешь. Тогда вернемся к нашим баранам. Вы утверждаете, что война неизбежна?
— Да, вижу страшные разрушения, пожары, сотни, тысячи, миллионы трупов.
— Войны без жертв не бывает, — успокоил меня вождь и спросил. — Победа будет за нами?
— Да. Я не выдумал красные флаги над рейхстагом.
— В это готов поверить, есть подтверждения. И на том спасибо. Срок начала войны уточнить не можешь?
— Нет, Иосиф Виссарионович. То ли в следующем году, то ли в сорок втором.
— А в сорок третьем?
— Никак не в сорок третьем?
— Это точно?
— Насколько мне известно.
— Хорошо. Вот видите, товарищ Мессинг, если с вами провести разъяснительную работу, объяснить, что хочет от вас партия, то и от вашего брата, ясновидца, можно добиться толку.
— У меня есть просьба, Иосиф Виссарионович.
— Что такое? — насторожился балабос.
В этот момент до меня донесся шум подъезжающего к дому автомобиля.
Сталин прислушался и кивнул.
— Высказывайте, Мессинг. Надеюсь, эта ваша последняя просба? Деньги у вас теперь есть.
— Так точно, товарищ Сталин. Я прошу вас позволить мне выехать из Москвы на гастроли, — я сделал паузу. — И если возможно, больше не вызывать меня.
Сталин усмехнулся.
— Насколько мне известно, очень многие мечтают, чтобы их вызвали ко мне. Вы редкая птица, Мессинг.
— Да, товарищ Сталин.
В этот момент в комнату вошел Берия.
— Лаврентий, мы тут кое-что обсудили с товарищем Мессингом. Полагаю, не следует ему мешать выступать перед публикой. Как ты считаешь?
Лаврентий Павлович поспешил пожать мне руку.
— Вполне согласен, Иосиф Виссарионович. Товарищ Мессинг цений специалист. Его дар вполне можно использоват в пропагандистских целях.
— Лаврентий, ты не понял. Он просит оставить его в покое.
На лице Берии нарисовалось искреннее неодобрение, однако вождь не обратил внимания на недовольство наркома и настоятельно добавил.
— Полагаю, с этим можно согласиться.
Берия понимающе кивнул.
Сталин прошелся по кабинету.