Сурикэ
Шрифт:
И он обнял и прижал к груди охотника. Белюмер плакал от радости.
— Я буду негодяем, если завтра не дам себя убить, — сказал охотник, смеясь и плача в одно и то же время.
— Запрещаю вам это! — воскликнул генерал, улыбаясь. — Теперь, господа, ступайте отдохните; завтра будет жаркое дело. Лебо, приходите ко мне обедать; вы будете моим секретарем на военном совете, который я созову сегодня вечером.
— К вашим услугам, генерал.
— Я в этом уверен, — сказал генерал, смеясь. — Мое почтение,
Генерал остался один; он написал письмо, потом велел позвать полковника Бугенвиля. Полковник сейчас же явился.
— Полковник, — сказал генерал, — завтра мы должны ждать неприятеля.
— Тем лучше, — сказал полковник, потирая руки.
— Я не хочу лишать вас возможности присутствовать в сражении, это было бы для вас большим огорчением.
— От всего сердца благодарю вас, генерал! — воскликнул полковник Бугенвиль.
— Это письмо вы передадите Дорелю; затем дайте мне слово, что по окончании сражения вы немедленно отправитесь в Квебек.
— Клянусь, что исполню ваше приказание, генерал.
— Хорошо, будьте как можно бдительнее и постарайтесь разузнать, что там делается.
— Будьте покойны, генерал; я знаю, насколько важно, чтобы вы имели все необходимые сведения.
— В том-то и дело. До свидания, увидимся сегодня вечером на военном совете.
— Солдаты и офицеры уже знают, что неприятель близко, и все в восторге.
— Тем лучше, я не боюсь за них, я знаю, что каждый исполнит свой долг.
— Они боятся только одного: как бы неприятель не изменил своего намерения и не повернул назад.
— Этого нечего опасаться, англичане слишком уверены в своих силах и не отступят.
— Дай Бог.
— До вечера, полковник.
Генерал и полковник протянули друг другу руки и разошлись.
На другой день, согласно предсказанию Белюмера, с восходом солнца появился неприятель, и его действительно можно было сравнить с тучей саранчи.
Река Шют буквально покрылась всевозможными судами, которые в общем представляли зрелище живописное, но вместе с тем и грозное.
Неприятелю была приготовлена жаркая встреча.
Англичане не имели ни малейшего понятия о местности, на которой готовились оперировать, пренебрегли самыми обыкновенными предосторожностями, настолько была велика у них уверенность в победе.
Весь маленький гарнизон Карильона собрался за ретраншементами, защищенными с фронта глубокими болотами.
Воюющие стороны посвятили все утро окончанию военных приготовлений.
Около полудня Аберкромби наконец двинулся к французским ретраншементам с быстротою, достойной великой армии.
Английское войско было разделено на четыре колонны, между которыми помещались легковооруженные отряды.
Французы без выстрела подпустили неприятеля на расстояние сорока пяти шагов и тогда открыли сильнейший
Отряд, состоящий из сотни лесных охотников и краснокожих под начальством Шарля Лебо, нанес англичанам громадные потерпи; появляясь беспрестанно там, где их не ожидали, охотники исчезали, осыпая неприятеля градом пуль.
В продолжение шести часов английские колонны с ожесточением нападали на ретраншементы; они сделали шесть последовательных атак; их упорство разбилось о стойкость французов.
Англичане, которых множество было убито, в десяти-двенадцати шагах от ретраншемента не могли его взять.
Наконец королевский шотландский полк, став во главе колонны, двинулся на приступ; колонна шла решительно и хладнокровно, сохраняя порядок, как на смотру.
Французы, воодушевленные геройской храбростью Монкальма, бились радостно и весело при криках: «Да здравствует король и наш главнокомандующий!»
Французский огонь производил в рядах англичан страшные опустошения; шевалье Леви произвел мастерскую атаку на левый неприятельский фланг; пушки с высоты форта отогнали и рассеяли английскую эскадру на реке Шют.
Когда королевский шотландский полк выстроился, главнокомандующий, смеясь, сказал:
— Дети, неприятель делает последнее усилие; сражение выиграно; примем же этих добрых людей, как они того стоят.
— Да здравствует король и наш главнокомандующий! — было ему ответом.
— Не будем торопиться; не стреляйте без моего приказания.
Королевский полк приближался спокойно, гордо, решительно.
Когда они были в двадцать пяти шагах от ретраншемента, полковник их крикнул, маша саблей:
— Вперед! На приступ! На приступ! Редут замер.
Солдаты молча стояли с взведенными курками.
— Стреляй! — крикнул Монкальм твердым и звучным голосом.
Раздался страшный залп.
Шотландцы на минуту попятились, потом бросились вперед.
Четыре раза пробовали они взобраться на редут; четыре раза были отбиты.
Менее чем в десять минут полк храбрецов и красавцев потерял до 950 человек.
Это равнялось поражению.
Наконец Аберкромби признал себя побежденным и отступил.
Описанная битва была одной из самых ожесточенных и упорных. Неприятель потерял 6 тысяч человек, более четверти своей наличности; почти все офицеры были перебиты или ранены; генерал Гой погиб одним из первых.
Французы со своей стороны потеряли 377 солдат убитыми и ранеными и 37 офицеров. Шевалье Леви, командовавший правым флангом, не получил ни одной раны, хотя его плащ и мундир были во многих местах пробиты пулями. Бугенвиль, менее счастливый, получил рану в голову.
Аберкромби воспользовался темнотой ночи, чтобы прикрыть свое более чем поспешное отступление.