Сурикэ
Шрифт:
— Добро пожаловать, — обратился охотник к индейцу, — садитесь к огню, и ты также; надеюсь, ты не торопишься?
— Нет, — отвечал всадник.
С этими словами он слез с коня, спутал ему ноги, разнуздал и задал корму; в ту же минуту с двух сторон в лощине показались два лесных охотника; это были Сурикэ и Бесследный, первый нес на плече убитую лань, второй — застреленного дикого гуся.
Они сбросили сваю добычу на землю у ног Мрачного Взгляда и дружески пожали ему руку, потом сели к огню рядом с индейцем.
— О!
— Очень может быть, — сказал Сурикэ.
— Однако помогите же мне, лентяи, — продолжал со смехом Мрачный Взгляд, — иначе мы никогда не кончим, у меня есть отличный картофель, бутылка коньяку и немного «пеммикану», это говядина в порошке.
Здесь следует упомянуть, что картофель, тогда еще не известный во Франции, уже давно вошел в употребление в Америке и пользовался особенным предпочтением у лесных охотников.
— А у меня, — сказал Жак Дусе, которого Мрачный Взгляд представил под именем Ивона, — у меня есть морские сухари, отличный кофе, английский сыр и мех с вином.
— Так это уже не завтрак, а настоящий Валтасаров пир, — воскликнул Мрачный Взгляд, смеясь.
— Настоящий пир, — подтвердил Сурикэ, улыбаясь. Не прошло и часа, как приготовления были окончены и все сели за стол, т.е. каждый сел на траву, взял тарелку в одну руку, вилку в другую, и таким образом стол оказался накрытым.
Все ели с тем прекрасным аппетитом, который приобретается в пустыне; мех переходил из рук в руки, всякий считал долгом к нему приложиться, за исключением Тареа, который никогда не брал в рот спиртных напитков.
Когда голод был утолен, пирующие зажгли трубки и принялись за кофе.
Еще задолго до Людовика XV охотники Нового Света привыкли прибавлять коньяк к кофе, с той только разницей, что они его не зажигали и не называли «глория».
Когда густое облако табачного дыма окутало охотников, разговор сделался живее.
— Что нового? — спросил Мрачный Взгляд.
— Ничего не знаю, — сказал Сурикэ.
— Я ничего не видал, — сказал Бесследный.
— Где же Белюмер? — спросил Сурикэ.
— Старик пожелал остаться в Эдуарде, — сказал индейский вождь.
— У него на это есть свои причины, — возразил Сурикэ, — не будем ему мешать.
— Итак, все спокойно?
— Слишком спокойно, прислушайся, все молчит, — сказал Тареа.
— Вождь прав, это та тишина, которая предшествует буре.
— И я так думаю, — заметил Сурикэ.
— Так и должно быть, — прибавил Бесследный.
— Гм! — пробормотал Мрачный Взгляд, обращаясь к Жаку Дусе. — Кстати, товарищ, вы еще мне не рассказали, почему я вас встречаю так далеко от Квебека.
Бретонец медлил с ответом и оглядывался кругом.
— Вы не только можете ответить на этот вопрос, но и сообщить мне величайшие тайны в присутствии моих
— Это другое дело.
— Что же нового в Квебеке?
— Есть и кое-что новое.
— Гм! А почему вы так удалились от места вашей деятельности?
— Я все бросил, чтобы исполнить то, что считаю своей обязанностью.
— Это еще мне не объясняет…
— Зачем я здесь?
— Именно.
— Я разыскиваю вас.
— Ну, вы ведь меня нашли.
— Теперь нашел, но не далее как два часа тому назад, я ехал в форт Карильон, чтобы узнать, где вас можно найти.
— Судьба поступила весьма умно, натолкнув вас на меня.
— Судьба всегда умнее, чем о ней думают.
— Вы, вероятно, имеете сообщить мне нечто весьма важное, если решились предпринять такое путешествие.
— Да, нечто важное, очень важное.
— Говорите же, мы вас слушаем.
Шпион, не заставляя себя более просить, рассказал подробно все, что произошло в его доме между Биго и графом де Витре.
— Как! — воскликнул Мрачный Взгляд, услыхав имя графа. — Этот проклятый граф жив еще?
— Уверяю вас, что он пользуется превосходным здоровьем.
— Хорошо, оставим это; продолжай, Ивон.
Шпион продолжал свой рассказ; когда он стал описывать удивление, которое испытал, убедившись, что понимает и может говорить по-английски, тогда как прежде, если в его присутствии говорили на этом языке, он не понимал ни слова, Мрачный Взгляд расхохотался.
— Отлично! — вскричал он. — Славную сыграл ты с ними шутку; их погубил излишек предосторожностей; теперь вижу, есть еще Бог, который хранит честных людей.
— Все это прекрасно, — сказал Ивон, — но чем вы объясните то, что я вдруг стал понимать и говорить по-английски, между тем как до сих пор не знал этого языка.
— Очень просто, мой друг.
— Интересно узнать, как.
— Дело в том, что не ты начал понимать по-английски, а они говорили по-бретонски.
— Как так?
— В Англии есть провинция, называемая Валлис, в которой говорят на чистом гельском наречии, которым говорим и мы на нашей родине, в Бретани. Понял теперь?
— Отлично понял, — сказал Ивон, смеясь. — Они захотели всех перехитрить, да и попались.
— Совершенно верно. Но теперь, когда разъяснилось, продолжай.
Шпион вернулся к своему повествованию, которого больше никто не прерывал. Кончив, он прибавил:
— Я счел своей обязанностью бросить все дела и разыскать вас, чтобы спросить, что я должен делать.
Охотники пришли в страшное негодование; это низкое предательство возбуждало в их душах сильнейший гнев, стыд, презрение к дворянам, аристократам, которые решались так постыдно продать свое отечество неприятелю.