Суровая мужская проза
Шрифт:
– И это, безусловно, правильно, – понимающе хмыкал Санька. – Зачем дельному боевику сдалась вся эта дурацкая и показушная лабуда? Наше дело солдатское – сидеть в глубоком окопе (или там на комфортабельной базе), и дожидаться условного сигнала – «три зелёных свистка». А потом, дождавшись, следовать вперёд и вверх – за воинской славой, новыми званиями и разлапистыми орденами. Не жалея ни чужих жизней, ни своей. Всё легко и просто: как из штурмовой рогатки – увесистым стальным шариком в глаз – взрослого медведя пристрелить…
За две с половиной недели до
– Молодец, боец, – одобрил Шмаров. – Всё правильно понимаешь. Мол, «службу в Рядах…». А в каких Рядах-то?
– В правильных Рядах, господин подполковник! – вытянувшись в струнку, браво гаркнул Санька.
– Уверен – в правильности?
– Так точно! Уверен! На все сто!
– Ну-ну. Верю, – скупо улыбнулся командир в/ч «А-314». – Накладываю, Романов, на твоё заявление визу. Положительную, ясный перец. Считай, что ты уже в славных Рядах…. Контракт? Не забивай себе голову всякой ерундой ерундовой.
– Есть – не забивать! Разрешите идти?
– Куда? В казарму?
– Так точно!
– Это, боец, полностью исключено. Извини. Личные вещи и прощанье с друзьями-товарищами по службе? Позабудь, забей и пренебреги. Не до того нынче…. Посиди пока в «предбаннике». Когда образуется попутная оказия, я дам соответствующую команду. Вот, держи конверт. Передашь его…э-э-э, командиру подразделения – по месту прибытия…. По глазам вижу, что тебе очень хочется спросить о содержимом данного конверта. Хочется, но колется. То бишь, строгая армейская дисциплина, крепко въевшаяся – за год безупречной службы – в подкорку головного мозга, препятствует этому…. Я прав, служивый?
– Так точно. Препятствует.
– Ладно. Так и быть. Пойду на незначительное нарушение строгих служебных инструкций. Приоткрою – слегка – завесу над военной тайной.… В этом конверте, Романов, находится твоё «Личное дело»: разноплановые характеристики, результаты психологических и спортивных тестов, подробное бытовое досье, врачебная карточка, ну, и так далее. Включая текст Контракта со всеми твоими реквизитами. Подпишешь, когда окажешься на территории нового объекта. Как и предписывают строгие служебные инструкции.
– Как же так? – опешил Санька. – Получается, что вы заранее знали, что я…м-м-м, приду с заявлением?
– Знал, конечно, – невозмутимо улыбнувшись, подтвердил Шмаров. – Офицер ГРУ, он обязан многое знать. А о своих непосредственных подчинённых – всё и вся досконально. Включая мысли, желания, сомнения, мечты, а также содержание регулярных эротических снов.
– ГРУ?
– Ага. Главное разведывательное управление Генерального Штаба Вооружённых Сил Российской Федерации. Сокращённо – ГРУ ГШ ВС РФ. Доволен, боец? Всё, свободен. Служи…
К вечеру Саньку доставили на военный аэродром. Пятичасовой перелёт, суточный марш-бросок на пятнистых «Уралах» по дремучей сибирской тайге, и он – в компании двух десятков других будущих «грушников» – прибыл на секретный объект – «А-14».
Здесь тоже обучали всякому и разному, но уже гораздо более серьёзно, целенаправленно и вдумчиво.
Ещё через девять месяцев начались регулярные рабочие командировки. Сперва в пределах Отечества – Дагестан, Чечня, Ингушетия. Потом география поездок слегка расширилась – Санька (уже в звании лейтенанта), побывал в Абхазии и Южной Осетии. После этого пришёл черёд дальнего зарубежья – Никарагуа, Сальвадор, Афганистан.
Старший лейтенант Романов – дисциплинированный, безропотный и идейный служака – был на высоком счету у начальства: его уважали, регулярно поощряли, ставили в пример другим и даже (по-тихому, сугубо кулуарно), предрекали большое будущее. Большое – в плане скорой и успешной воинской карьеры…
В госпиталь к раненому Роману генерал-лейтенанта Громова пустили только на пятые сутки.
Медицинская палата на четыре койки, три из которых пустовали. А на четвёртой лежал…
– Что это с ним? – удивился Палыч. – Осунулся до полной невозможности. Даже нос слегка заострился. Чёрно-сизые круги залегли под глазами. Бледный-бледный. И взгляд какой-то пустой, равнодушный и отсутствующий. Натуральный «человек-в-футляре»…. Привет, боец болезный! Как самочувствие?
– М-м-м-м-м…
– Да что происходит-то, в конце концов? А, док?
– Сильнейший нервно-обсидиальный синдром, сопровождаемый полной апатией, – охотно пояснил пожилой врач. – Достаточно редкое явление, между нами говоря. Особенно в профессиональной армейской среде.
– И как вы собираетесь его лечить?
– Предлагаю – незамедлительно отправить приболевшего офицера на Родину, подальше от этих знойных и гиблых мест. Гиблых – для нервной системы этого конкретного пациента. Воспоминания, воспоминания. Глушить их надо, глушить. Пока не поздно…. Мы, психиатры, считаем, что в определённых случаях именно воздух Родины является самым лучшим и эффективным лекарством…
– Не вопрос, сделаем, – обрадовался Палыч. – Организуем экстренный вывоз в Россию. Ну, и поместим…э-э-э, пациента, как вы выразились, в отличный профильный санаторий. Расположенный, например, в Западной Сибири.
– Почему – в Сибири? – заинтересовался доктор.
– А там «открытого» песка нет. Совсем. Сплошная тёмно-зелёная тайга, наполненная живительным птичьим щебетом. Следовательно, и воспоминания о недавнем происшествии «заглушаться» сами собой.
– Одобряю. Вы всё очень верно и правильно понимаете, господин генерал.
– Должность у меня такая.
– Не надо – в профильный, – неожиданно подал голос больной. – Не надо. Ради Всевышнего…
– Почему – не надо? – насторожился Громов. – Что, Саня, ты имеешь в виду?
– Дайте мне лист бумаги и ручку, – отстранённо глядя в сторону, попросил Романов.
– Зачем?
– Рапорт хочу написать. Об отставке. Не могу я больше. Отпустите, пожалуйста, Палыч…
Надломилось что-то в старшем лейтенанте, короче говоря. Провести долгое время в знойном и тесном плену, без воды, среди разлагающихся трупов, это, доложу я вам, совсем и не шутка. В том смысле, что дорогого стоит…