Сувениры Тьмы

Вильгоцкий Антон Викторович

— Слушай, что это с ним? — шепнула она, улучив минутку, на ухо Перегрузу. — Простыл?

— Не обращай внимания, — отмахнулся менеджер. — Перебрал накануне.

Услышав такой ответ, Юля перестала переживать за здоровье своего идола (все-таки, в музыкальной среде такие вещи — дело обычное), но мысли ее тут же пошли по еще более тревожному пути. "Мы тоже позавчера выпивали — а он уехал и наклюкался где-то отдельно от нас. Где-то… С кем-то… Боже, неужели у него есть любовница? Вот блин!".

Когда они вернулись домой, она попыталась упросить Павла помочь ей добиться расположения

Даниила. Тот отказался, сказав, что обещал только познакомить девушку со своим подопечным, но в свахи к ней вовсе не нанимался. "Свои амурные проблемы ты должна решать сама", — заявил он. На ее прямой вопрос о том, есть ли у Дроу любовница, менеджер, замявшись на мгновение, ответил, что нет.

Что ж, значит, шанс, все-таки, имеется. Вот только… что делать дальше? Легко сказать "решай сама" — но как, если у нее даже нет с ним связи? Ждать, пока Даниэль снова придет в гости к Павлу, ждать следующего мероприятия группы? Нет, это было превыше ее сил. Впрочем, решение данной проблемы нашлось быстро: пока Перегруз ходил в туалет, Волошина покопалась в памяти его телефона и выудила оттуда заветный номер Даниэля Дроу. По которому она позвонила уже на следующий день. Юля не переставала удивляться, как у нее хватает смелости делать это — но она предложила музыканту встретиться и обсудить детали их будущего сотрудничества по визуальному оформлению альбома.

К еще большему ее удивлению, он сразу согласился. И пригласил ее в святая святых — питерскую студию Rene Magritte, где ребята репетировали и записывались до того, как начали сотрудничать с именитым немцем. Впрочем, для репетиций и творческих сессий это место продолжало использоваться и сейчас.

В студии ее внимание привлекли разнообразные готические сувениры, расставленные там и сям, а также висящие на стенах постеры, являвшие собой репродукции очень странных картин. На одном из них был изображен огромный паук с человеческой головой, сидевший в центре паутины, пленившей не мух и комаров, а… обнаженных девушек. "У него превосходный вкус!", — думала Юля, переводя восхищенный взгляд с одной вещицы на другую.

— Нравится? — спросил Даниэль, заметив ее интерес. Темная Роза молча кивнула.

— Есть одно место — мы называем его "Темный дом" — там их еще больше. Как-нибудь обязательно свожу тебя туда. Так, ну а теперь давай обсудим рабочие вопросы, — из ящика одного из комодов он достал кипу листов с записанными от руки текстами песен.

Сердце Юли Волошиной в тот момент бешено колотилось и было, казалось, готово выпрыгнуть из груди. А сама она была готова, сбросив себя одежду, запрыгнуть прямо на стол и, раздвинув ноги, отдаться своему кумиру. Это действительно была прекрасная возможность — в студии они находились только вдвоем. Но Даниэль, похоже, совершенно не осознавал магии момента. Не мог увидеть в ее глазах этой дикой любви и желания.

— Мы пока еще не решили, какие именно песни войдут в альбом, — сказал он, перебирая листки, — но будет неплохо, если ты нарисуешь какие-нибудь картинки для каждой их них. Рано или поздно все пойдет в работу, — Дроу опустился в продюсерское кресло перед микшерным пультом. Юля устроилась на кожаном диванчике напротив. Мысли ее, конечно, вертелись сейчас

совсем не вокруг творчества.

— Вот, послушай, — Даниэль выбрал один из листов. — Эта вещь называется "Злобный гот".

Он устроился поудобнее и начал петь своим знаменитым высоким голосом, от которого у Волошиной сразу побежали по коже мурашки:

Черные тени на белой стене,

Абсент зеленеет пьяною лужей.

Я не совершал преступления,

Но я никому не нужен.

Некрофилия в черном дворе,

Пролитое на землю пиво.

Лавкрафт рассказывает сказки мне

О том, как в Аду очень мило.

Мое эго — депрессняк,

Ведь я — лишь земляной червяк.

Взрежу вены на минуту,

Станет легче хоть кому-то.

Вийон лежит вместе с Бодлером,

Эдгар По залит водкой.

Я смотрю на бледное тело -

Жизнь может быть такой короткой.

Сегодня потерял подругу.

Пил с каким-то пареньком.

Начинали с бормотухи,

Глянцевали коньяком.

Мое эго — депрессняк,

Ведь я — лишь земляной червяк.

Взрежу вены на минуту,

Станет легче хоть кому-то.

Меня лучше не трогать -

Ведь я злобный гот.

Мне не нужны недотроги -

Подруги холодны, как лед.

Черные розы в графине,

Портрет Де Сада на стене,

И плавают в крови вина,

А кровь все течет во мне.

Юля слушала его, забывая дышать. Первой, раньше всех остальных, соприкоснуться с новым творчеством своего кумира… пожалуй, это был лишь самую малость меньший подарок, чем заняться с этим кумиром сексом.

— Ну, что скажешь? — Дроу поднял на нее взгляд.

— Это восхитительно! — выдохнула Волошина. Прямо как у французских поэтов девятнадцатого века!

— Ты правда так думаешь? — Даниил выглядел польщенным. — Послушай еще. Называется "Готическая грусть":

Я встречаюсь с серой мерзостью,

Я пью желтую бормотуху.

Здесь все пропитано серостью,

Здесь живут узники духа.

Здесь ждут все Откровения,

Но оно опять задержалось.

И пьют все дешевый портвейн

На то, что в карманах осталось.

Желаю чистоты душевной,

Желаю любви чистой,

Желаю взора не королевы,

Но Мадонны пречистой.

Желаю чистого взора,

Желаю мыслей светлых.

Но абсент принесли снова,

И расставлены стаканы заветные.

Здесь живут серые личности,

В душе Тадж-Махал строящие.

Ампутированы конечности -

В жизни они могли больше.

Мешаем мы водку с пивом,

Портвейн коньяком лакируем.

И плевать этому миру,

Кем в конце жизни мы будем.

Желаю чистоты душевной,

Желаю любви чистой,

Желаю взора не королевы,

Но Мадонны пречистой.

Желаю чистого взора,

Желаю мыслей светлых.