Суворов
Шрифт:
Вопрос о достойных офицерах стоял остро. «Ныне самые порядочные — младшие офицеры не из вольного дворянства», т.е. выслужившиеся из солдат и солдатских детей. Суворов не был против дворян, наоборот, он считал, что в военное время данное им Екатериной право не служить — противоестественно. Иностранных офицеров в масштабах России мало. Замена их «вольными дворянами», перетекание в действующую армию искавших славы гвардейцев Суворову не импонировали. В кружевах тренировать войска трудно. А «войскам потребны постоянные упражнения… во всякое время, также и зимой… в грязи, болотах, оврагах, рвах, на возвышенностях, в низинах и даже в окопах, вырытых наспех». «Никогда не отступать, лучшее войско времени не теряет». «А без того риск неминуем», — писал Суворов, приводя памятный и ему, и Потемкину пример полковника князя П.В. Репнина, отряд которого в 1773 г., попав в окружение, расстрелял патроны
С помощью Потемкина замена негодных «парадных» офицеров с трудом, но шла. Прежде всего было усилено командование эскадрой в Днепровском лимане. Гребную флотилию возглавил храбрый француз — контр-адмирал русской службы Нассау-Зиген. Парусную — шотландец, герой войны за независимость США контр-адмирал Пол Джонс. Суворов упорно очищал от «щеголей» командный состав своих полков. Светлейший сам болел этой проблемой, а в приказе от 18 декабря 1787 г. точно следовал «Полковому учреждению» Суворова. Потемкин требовал при постоянном обучении солдат «с терпением и ясностью», без битья, «отличать прилежных и доброго поведения солдат, отчего родится похвальное честолюбие, а с ним и храбрость». За качество обучения, в том числе за качество знаний обер- и унтер-офицеров, полковник отвечал лично.
Потемкин шел дальше Суворова образца 1764 г., требуя отбросить в обучении все, что изнуряет солдат, не требуясь «в деле». «Марш должен быть шагом простым и свободным, чтобы, не утруждаясь, больше вперед продвигаться… Как на войне с турками построение в каре испытано выгоднейшим, то и следует обучать формировать оное из всякого положения. Особенно употребить старание обучать солдат скорому заряду и верному прицеливанию», егерей и артиллеристов — каждодневно. Солдат в строю не заставлять тянуться во фронт; «крепкие удары в ружейных приемах должны быть истреблены». Кавалеристов — учить сидеть в седле свободно, «а не по манежному принужденно», их задача — «построение фронтов и обороты производить быстро, а особенно атаку, которой удар должен быть во всей силе».
Жестко порицая «вредное щегольство», светлейший требовал от солдат бодрости, опрятности, чистоты и здорового питания (не забыв постоянные требования Суворова «лудить почасту котлы»){83}.
Как и с переменой военной формы, преобразования Потемкина и Суворова в обучении войск встречали немалое сопротивление (в гвардии они вообще пробивались с величайшим трудом). 23 февраля 1788 г. Суворов рапортовал Потемкину, что добьется исполнения его указа, чтобы штаб- и обер-офицеры в строю (кроме парада) не выделялись шарфами и галунами, даже на конских чепраках. В строю и на караулах офицеры должны носить куртки, каски и портупеи, как все (Д II. 374). Щегольство, на которое Суворов сетовал еще в Польше, потеряв много офицеров при неудачном штурме Ландскроны, было вредно в бою, где офицер должен не блистать, а командовать.
Суворов и Потемкин понимали, что предстоит тяжелая война. Сеча при Кинбурне дала время на преобразование армии и флота, но не побудила турок к миру. Османский флот не был разбит, а русский — за исключением отдельных героев — показал пока малую полезность. Турецкие флотоводцы и очаковские беи, обещавшие не слишком расположенному к войне султану скорую победу в Днепровском лимане, не желали отступать. Без возможности блокады Очакова даже Суворов не мог планировать штурм крепости. Это не позволяла и численность его войск, в помощь которым подошел к устью Буга егерский корпус М.И. Кутузова, а затем и другие части.
Жертвы в Кинбурнском сражении, задуманном и проведенном максимально жестко, были в глазах обоих велики (почти 5% личного состава), но оправданны. Дальнейшие планы строились из расчета всемерного сохранения жизней: это отвечало глубоким убеждениям обоих героев, отраженным в огромном числе документов. Суворов составил детальные диспозиции по обороне всех участков Кинбурнской косы, упирая на отражение десантов с минимальными жертвами{84}. Смысл двух его диспозиций от 12 октября и приказа 21 декабря 1787 г., которые начальники должны были «затвердить взводным командирам, а те ее объяснить рядовым», сводился к главной мысли: бить, а не пугать, отражать, а не заманивать.
Первая роль в опровержении турецких десантов на косу и находившийся мористее остров Тендра отводилась огню артиллерии и пехоты. Вокруг берегов солдаты скалывали лед, за исключением пристрелянных пушками секторов.
66
Стрельбы, помимо уточнения дистанций прицельной стрельбы «параболической», прямой и с рикошетом ядер (это губительное свойство ядер на ровной местности полководец требовал максимально использовать), служили дополнительной проверке пушек. Все 25 бронзовых орудий действовали исправно, а 9 чугунных пушек из 37 при испытаниях взорвались (Д II. 353). В полевой артиллерии было 34 ствола (Д II. 360). Расстановка артиллерии в Кинбурнском оборонительном районе: Д II. 388.
Вне зоны действия артиллерии первыми встречали врага казаки, способные скакать «по воде». Мелкие группы врага — на кромке воды колоть пиками и рубить, при необходимости метко стрелять (для чего в каждой сотне формировался десяток стрелков с командиром). Более сильные отряды — окружать и уничтожать. Серьезное войско — пропускать к укреплениям, под удар артиллерии и пехоты, точно извещая о силах противника, и в конце боя добивать атакой с тыла.
При всем желании «неприятельские набеги отвращать», Суворов предвидел возможность массированной атаки в одном месте (на два у врага не хватало сил, это мог быть только отвлекающий удар). Тогда против потрепанного артиллерией неприятеля выдвигалась пехота, встречая турок огнем. «Батальный огонь» шеренгами, полезный для тренировки скорости заряжания, в бою Суворов запретил: он «в действии своим опасен больше, чем неприятелю: множество пуль пропадает напрасно, и неприятель, получая мало ран, меньше от того пугается, чем ободряется; поэтому пехоте — стрелять реже, но весьма прицельно, каждому в своего противника, невзирая, что когда они толпой». «Хотя на сражение я определил 100 патронов каждому солдату, — пишет Суворов, — однако кто из них много расстреляет, тот достоин будет шпицрутенного наказания; но еще больше вина, кто стреляет сзади вверх — и того взводному командиру тотчас заметить. Постыдно нам, что варвары стреляют прицельно и пуль своих напрасно не тратят!» (Д II. 329. С. 354).
Беречь патроны, чтобы не попасть в положение генерал-майора Арнепа, батальон которого в турецкую кампанию 1769 г. «расстрелялся» и погиб, было крайне важно. «Это весьма строго затвердить рядовым, — требовал Суворов, — и если в каком взводе стрелять будут издалека и по-пустому — офицера того начальнику вмиг арестовать и за фронт!» Однако и прицельный огонь мог потребовать много зарядов. Тогда расстрелявшая патроны первая линия сменялась второй и третьей. Пройдя в промежутки первой линии, они должны были выиграть себе место атакой. «Однако после строгому взысканию подвержены будут начальники той линии, которая расстрелялась» (Д II. 328. С. 353).
Линейный строй из двух шеренг, удобнейший для массированной стрельбы, Суворов рекомендовал на оконечности косы, отрезанной от остальной ее части крепостью Кинбурн. Тут не могла появиться вражеская конница. Свои же всадники, действуя полувзводными колоннами, могли атаковать врага на саблях (казаки — прямо по воде), обходя пехоту с флангов. Суворов не отвергал как «устаревший» строй в линию и призывал максимально использовать ее огневые возможности. В любом случае кульминацией линейной атаки был удар в штыки. Отказавшись от красивых, но малополезных залпов, дополнив частоту выстрелов точностью, его войска именно линиями разобьют пылких французов с их «передовыми» колоннами в неудобных для кавалерии горах: Моро при Нови, Мортье и Массена в Муттенской долине.