Суворов
Шрифт:
Даже если бы не вмешалась природа, эффект от удара на Варну был бы минимальным. Будущее, которое прозревал Суворов, это показало. Год спустя, 14 июля 1788 г., Войнович с двумя линкорами, десятью фрегатами, 20 мелкими судами и тремя брандерами атаковал у острова Змеиный (Фидониси) мощный турецкий флот из 15 линкоров, 8 фрегатов, 3 бомбардирских кораблей и 21 вспомогательного судна. Потопив одно судно, русские заставили турок отступить. Серьезного влияния на ход войны это не оказало.
И удар на Варну не мог оказать! В случае русской победы османские корабли не смогли бы пройти к Кинбурну или пришли позже. Важен был не отважный удар флота куда попало, а концентрированное использование всех сил в решающем месте. Задачей Суворова была не просто защита Кинбурна, а заманивание врага на наиболее мощное нападение, на которое тот был способен, —
Выяснилось, что благодаря высокой мудрости светлейшего, приказавшего флоту выступить «сам не знаю куда» и умереть со славой, для этого разгрома нельзя использовать Севастопольскую эскадру, но Александр Васильевич не изменил своих планов. Он твердо рассчитывал, как обычно, на силы, которые сам мог мобилизовать.
Суворов очень надеялся, что турки «станут драться… и храбрость выкажут — мы с ними славно позабавимся, с теми, кто еще уцелеет!» Надежды его сбывались: неприятель собрал к Кинбурну эскадру в 50 вымпелов, включая 9 линкоров и 8 фрегатов (Д II. 309). Русские корабли не пришли, хотя эскадра контр-адмирала Н.С. Мордвинова, стоящая в Глубокой бухте, была недалеко от крепости. Но суворовские войска вполне верили в себя. Александр Васильевич своевременно нарастил силы, подготовил кавалерийские резервы и тщательно расставил по Кинбурнской косе артиллерию. Пехота под командой генерал-майора И.Г. Река должна была, укрываясь в лощине, позволить врагу подойти к крепости и, построившись в каре, смести турок перекрестным артиллерийским огнем и штыками (Д II. 282).
Потемкин в письме Екатерине II справедливо не почитал старый форт на косе сильным укреплением: «Не думайте, матушка, что Кинбурн крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом весьма легким, то и подумайте, как трудно держаться там. Тем паче, что с лишком (за) сто верст удален от Херсона»{71}. Однако так было до прибытия Суворова. Используя опыт полевых укреплений, суммированный в рассмотренном нами выше приказе по Кубанскому корпусу, Александр Васильевич достаточно надежно укрепил его против «атаки варваров» (Д II. 283). Он укреплял также Херсон, а в эскадру Мордвинова отдал 300 армейских артиллеристов, хотя его полевая артиллерия и так имела большой некомплект (Д II. 286).
К Суворову на помощь шли остатки запорожских казаков; мирные жители Херсона вооружались, готовясь сражаться с турками на суше и своих купеческих судах (Д II. 284, 288). Полководец, сидя в обороне, разведывал удобные пути к Очакову, изучал его гарнизон и укрепления для атаки после победы на Кинбурнской косе (Д II. 293,194). По его приказу казачьи полки охраняли мирное население, убиравшее в устье Буга хлеб, с задачей эвакуировать его в случае опасности (Д II. 295).
Заманивая врага, Суворов приказал не трогать разведывательные десанты (Д II. 289). Разведка сеяла в турецком Очакове слухи о малочисленности русских войск, будто бы ушедших воевать «против черкес». Тем не менее турки осторожничали — и не напрасно. Атака турецкой эскадры на Кинбурн 14 сентября обошлась врагу взорванным линейным кораблем и поврежденным фрегатом. «Как взорвало турецкий корабль, вдруг из него оказался в облаках прегордый паша, поклонился Кинбурну и упал стремглав назад», — шутил в письме другу Суворов{72}.
На следующий день, во время второй атаки турок, в помощь Суворову пришла галера «Десна» из эскадры Мордвинова. Ее командир де Ломбард чуть не угодил за такое своеволие под суд. Но в бою он заставил весь сонм турок отступить и преследовал их до Очакова. «Шевалье Ломбард, — писал Суворов о подвиге удальца, — атаковал весь турецкий флот до линейных кораблей; бился со всеми судами из пушек и ружей два часа с половиной, и, по учинении варварскому флоту знатного вреда, этот герой стоит ныне благополучно под Кинбурнскими стенами. Сам и один он ранен в ухо пулей» (Д II. 300). Турки пытались обстреливать галеру, однако на следующий день Ломбард под покровом ночи атаковал турецкую крепость, а затем и флот (Д II. 302, 306).
Суворов уже терял терпение, когда к турецкому флоту присоединилась эскадра из Варны. «Сомневаться не извольте!» — ободряюще написал он Потемкину (Д II. 303–306). Вскоре в его распоряжении были точные разведданные о составе, вооружении и командах
58
По данным Суворова, еще 2 турецких линкора находились на Дунае, 2 — в Черном море у Синопа, 2 — в проливах, 9 — в Средиземном море (Д II. 309).
59
Сам Потемкин гадал, пошел он к Варне или к Очакову (Д II. 295. Прим. 4). Именно на полное бездействие флота, не только Севастопольской, но и Херсонской эскадры, Суворов особенно жаловался после Кинбурнского сражения (П 175).
«Нежелательно, чтоб турки ушли!» — говорил Александр Васильевич, заманивая врага на решающее сражение. Он даже не сильно тронул два пробных десанта турок на Кинбурнскую косу. Осмелев, 1 октября 1787 г. противник нанес главный удар. Шестьсот пушек изрыгали на россиян ядра и бомбы. Пять тысяч морских пехотинцев из янычар [60] — ударные силы турок — во главе с французскими инструкторами высадились на косе и умело окопались, построив в считанные часы пятнадцать укрепленных линий! {73}
60
Ровно столько, сколько Суворов предсказал еще 24 августа: «Где бы высадке турецкой на сухой путь не быть, верьте, что обыкновенная не превзойдет 5000»; русской же пехоты на косе 1,5 тысячи — более чем достаточно для победы: «мы дрались часто с варварами один против десяти» (Д II. 282).
Суворов молился в храме: было празднование Покрова пресвятой Богородицы. Вестников, докладывавших о высадке турок, отсылал — «пусть все вылезут!» Диспозиция на сражение уже была дана, полки и резервы строились, кавалерия, расположенная на косе в 10 и 36 верстах, скакала на помощь. После литургии Александр Васильевич велел служить молебен «на победу и одоление врагов». Все солдаты и офицеры готовились с чистым сердцем умереть, но победить врага. Когда командующий вышел из храма, янычары приблизились к Кинбурну настолько, что их флот не мог стрелять.
Суворов позволил мусульманам закончить полуденный намаз. Только когда турки подступили к стенам крепости вплотную, на выстрел картечью, грянули русские пушки, солдаты и казаки ударили холодным оружием. Солдаты были заранее приучены генерал-майором Рецем «к быстроте и сильному удару, не теряя огня по-пустому» (Д II. 282). В первой линии шли, построившись в каре, Орловский и Шлиссельбургский пехотные полки. За ними в интервале, оставленном для перекрестного огня артиллерии, наступал Козловский полк. Фланги защищали два легкоконных эскадрона Павловградского и Мариупольского полков и донские казачьи полки Орлова, Исаева и Сычева.
Началось сражение небывалое: в нем с обеих сторон не было малодушных! «Кто боится Бога — неприятеля не боится», — говорил Суворов. Противники были в том едины. «Какие же молодцы! — воскликнул Александр Васильевич. — С такими я еще не дрался! Летят больше на холодное оружие». «Басурман сильно поразили штыками и копьями, кололи до их ложементов. Тут они наихрабро сразились. При жестокой пальбе нам надлежало… идти через рвы, валы и рогатки, чем далее, тем теснее. Неверные их с великой храбростью защищали. Отличный Орловский полк весьма поредел. Вторая линия вступила в бой сквозь первую линию. Уже мои осилили половину ложементов — и ослабли. Я велел ударить двум легкоконным эскадронам: турки бросились на саблях, их сломили и нас всех опрокинули, отобрали от нас все ложементы назад».