Свадебное платье жениха

Леметр Пьер

— Не надо, я сама.

— Знаешь, я испугалась…

Франц неловко улыбнулся. Пришло время объяснений. Но у Софи их нет. Что она может ему сказать? Она выдавливает из себя улыбку:

— Когда вернемся домой, я все объясню. Но не здесь…

Франц делает вид, что понял.

— Это та часть моей жизни, о которой я тебе никогда не рассказывала. Я все тебе объясню.

— Там столько всего?

— Да, немало. А потом сам смотри…

Он как-то непонятно кивнул головой. Софи закрыла глаза. Она не устала, просто хотела остаться одна. Ей нужна информация.

— Я долго спала?

— Почти тридцать шесть часов.

— Мы где?

— В бывшем монастыре урсулинок. Это лучшая клиника в нашем районе.

— А который час? Сейчас время посещений?

— Почти полдень. Обычно посещения разрешены с двух, но мне разрешили остаться.

В нормальной

ситуации он добавил бы что-нибудь вроде «ввиду сложившихся обстоятельств», но на этот раз ограничился короткими фразами. Она чувствует, что он собирается с силами, и молчит, выжидая.

— Все это… — Он неопределенным жестом указал на ее повязки. — Это все из-за нас?.. Потому что у нас что-то неладно, так ведь?

Она улыбнулась бы, если б могла. Но она не может и не хочет. Она должна придерживаться своей линии. Тихонько сгибает три пальца под его ладонью.

— Дело совершенно не в этом, уверяю тебя. Ты очень милый.

Слово ему не понравилось, но он не подал виду. Он милый муж. А кем еще ему быть? Софи хотела спросить, где ее вещи, но просто закрыла глаза. Ей больше ничего не нужно.

Часы в коридоре показывают 19:44. Посещения закончились больше получаса назад, но в этом заведении не слишком строго следят за соблюдением правил, и в палатах еще слышатся голоса визитеров. В воздухе держится запах больничного ужина, бульона и капусты. Почему во всех больницах пахнет одинаково? В конце коридора сквозь широкое окно пробивается тусклый свет. За несколько минут до этого Софи заблудилась между этажами. Медсестра с первого этажа помогла ей добраться до палаты. Теперь она представляет себе расположение выходов. Она видела дверь, которая ведет на парковку. Если удастся благополучно миновать пост медсестер на ее этаже, она выберется. В шкафу она обнаружила верхнюю одежду, которую Франц принес, наверное, в преддверии ее выписки. Вещи не сочетались друг с другом. Она ждет, не отрывая глаз от узкой щели между чуть приотворенной дверью и стеной. Дежурную сестру зовут Женни. Худенькая, гибкая, с высветленными прядями в волосах. От нее пахнет камфарой. У нее спокойная уверенная походка. Она только что отошла от своего стола, засунув руки в карманы халата. Так она делает, когда идет покурить на улице у подъезда. Сестра толкает створчатую дверь, ведущую к лифтам. Софи считает до пяти, открывает дверь палаты и в свою очередь проходит по коридору, минует пост Женни, но перед створчатой дверью сворачивает направо и спускается по лестнице. Через несколько минут она окажется на парковке. Прижимает сумку к груди. И снова начинает повторять: 6,7,5,3.

Жандарма зовут Жондрет, у него желтое лицо и седые усы. При нем другой, тот ничего не говорит, только с сосредоточенным и озабоченным видом разглядывает собственные ноги. Франц предложил им кофе. Они ответили, да, кофе, почему бы нет, но остались стоять. Жондрет — жандарм сочувствующий. Он расспрашивает о Софи, которую называет «супружницей», и пока не сказал ничего такого, чего Франц бы уже не знал. Он смотрит на обоих жандармов и играет свою роль. А роль его — беспокоиться, и это не трудно, ведь он действительно очень обеспокоен. Опять видит себя у телевизора. Он любит телевикторины по общей культуре, потому что сравнительно легко выигрывает, хотя всегда немного мухлюет. Аплодисменты, восклицания ведущего, дурацкие шутки, заранее записанный смех, гомон при объявлении результатов — от телевизора столько шума. Но в любом случае Софи сделала это тихо. Даже если бы в тот момент он был занят чем-то другим… Вопросы: раздел «Спорт». Не совсем его… И все же он попытал счастья. Вопросы об Олимпийских играх, из тех, на которые никто ответить не может, кроме нескольких психов с узкой специализацией. Он обернулся, голова Софи была откинута на бортик ванны, глаза закрыты, пена до подбородка. У нее красивый профиль. Надо признать, даже сильно исхудав, Софи оставалась красивой. Действительно очень красивой. Его это часто наводило на разные мысли. Вернувшись к телевизору, он про себя заметил, что должен все-таки за ней приглядывать: в прошлый раз, когда она заснула в ванне, он вытащил ее совершенно заледеневшей, и пришлось несколько минут растирать ее одеколоном, прежде чем к ней вернулись краски. Так умереть он ей не даст. Чудесным образом он наткнулся на ответ, имя болгарского прыгуна с шестом и… вдруг внутри раздался сигнал тревоги. Он обернулся. Голова Софи исчезла, он кинулся туда. Пена была алой, а тело Софи ушло на дно ванны. У него вырвался крик: «Софи!» Он опустил обе руки в воду и вытащил ее за плечи. Она не кашляла, но дышала. Все тело ее было мертвенной белизны, а из запястья все еще текла кровь. Не много. Но кровь выплескивалась крошечными волнами,

в ритме биения сердца, а намокшая рана вздулась. На какое-то мгновение он потерял голову. Он не хотел, чтобы она умирала. Он сказал себе: «Только не так…» Он не желал, чтобы Софи ускользнула от него. Она просто украла у него эту смерть. Она сама решила, где, когда и как. И это ее свободное волеизъявление кажется ему полным отрицанием всего, что он сделал, ее самоубийство станет оскорблением его уму. Если Софи удастся умереть вот так, он никогда не сумеет отомстить за смерть матери. Он вытащил ее из ванны, уложил на пол, затянул запястье полотенцем, говорил с ней снова и снова, бросился к телефону и вызвал «скорую». «Скорая» приехала меньше чем через три минуты, их станция была совсем рядом. И он о многом беспокоился, ожидая врачей. Станут ли копаться в прошлом Софи так глубоко, чтобы узнать, кто она на самом деле, или еще хуже — не сообщат ли Софи, кем в действительности является старший сержант Берг, который ни минуты в своей жизни не был солдатом…

Но когда он пришел к ней в больницу, то снова был в полной форме и прекрасно играл свою роль. Он в точности знал, что говорить, что делать, что отвечать и каким выглядеть.

А сейчас к нему вернулся и праведный гнев: Софи сбежала из больницы, и потребовалось больше шести часов, чтобы администрация это заметила! Медсестра, которая ему позвонила, не очень представляла, с какого боку зайти. «Месье Берг, ваша жена вернулась домой?» После ответа Франца она заюлила и немедленно передала трубку врачу.

После сообщения об этом новом бегстве у него было время поразмыслить. Жандармы могут спокойно пить свой кофе. Никто никогда не сможет отыскать Софи быстрее и надежней, чем Франц. Он в течение трех лет следовал повсюду за убийцей, которую не могла обнаружить никакая жандармерия. Эту женщину он вылепил своими руками, всю целиком; в ее жизни для него нет тайн, и однако даже он сам неспособен сказать, где она сейчас находится, куда уж там жандармам… Франц спешит, ему очень хочется послать их подальше. Но он лишь произносит напряженным голосом:

— Как по-вашему, вы быстро ее найдете?

Ведь именно это должно интересовать мужа, верно? Жондрет приподнимает одну бровь. Не такой уж он кретин, каким кажется.

— Мы обязательно найдем ее, месье, — говорит он. Поверх чашки горячего кофе, который он отхлебывает маленькими глоточками, жандарм кидает на Франца внимательный взгляд. Ставит чашку на стол. — Она поехала к кому-то и позвонит вам сегодня вечером или завтра. Лучше всего набраться терпения, вы ж понимаете… — И, не дожидаясь ответа: — С ней уже такое случалось? Ну, в смысле сбежать вот так…

Франц отвечает, что нет, но в последнее время у нее что-то вроде депрессии.

— Что-то вроде… — повторяет Жондрет. — А у вас родственники есть, месье? То есть я хочу сказать, у нее родственники есть, у супружницы вашей? Вы им звонили?

Он не ожидал такого резкого поворота, и у него не было времени как следует подумать. Какая родня была у Марианны Берг, урожденной Леблан? Когда он расспрашивал Софи о ее жизни, она придумала себе семью, которую жандармерия вряд ли сумеет отыскать… Скользкая почва. Франц наливает еще кофе, пытаясь за это время что-то придумать. И решает сменить стратегию. Лицо его становится недовольным.

— В сущности, вы просто не собираетесь ничего делать, ведь так? — раздраженно бросает он.

Жондрет не отвечает. Он разглядывает свою пустую чашку.

— Ну, если она не вернется, скажем, через три-четыре дня, мы приступим к более активным поискам. Видите ли, месье, в подобных случаях люди обычно сами возвращаются через несколько дней. А в это время они почти всегда укрываются у родных или друзей. Иногда достаточно нескольких телефонных звонков.

Франц заверяет, что понял. Если он что-нибудь узнает, то сразу же… Жондрет отвечает, что так оно будет лучше всего. Благодарит за кофе. Его спутник кивает, разглядывая половик.

Франц выжидает три часа — вполне разумный срок, с его точки зрения.

За это время на экране ноутбука он еще раз просматривает карту района с мигающим розовым квадратиком, указывающим на местоположение мобильника Софи. Это местоположение совпадает с их квартирой. Он все обыскал и обнаружил ее телефон в ящике письменного стола. Впервые за четыре года он неспособен точно определить, где находится Софи. Надо что-то делать, и срочно. Отыскать ее. На несколько секунд он задумывается о лекарствах, но успокаивает себя: созданное им депрессивное состояние не должно рассеяться слишком быстро. И все же необходимо ее вернуть. Такова первоочередная задача. Завершить. Покончить с ней. В нем закипает гнев, но ему удается совладать с ним, сделав несколько дыхательных упражнений. Он рассматривает проблему со всех сторон. Начать следует с Лиона.