Сватовство
Шрифт:
— Не грязному же ему стоять, — ответил Павле Ивановне, придя в себя от смущения.
— Вот молодец-то какой, — похвалила его Павла Ивановна.
А Светка, не успокоившаяся от баловства, подбоченилась и спросила у Митьки с вызовом:
— А вы, мальчик, пьяницей не вырастете?
Митька стушевался, не зная, как отбрить эту трещотку. Но в мыслях отметил: все-таки на «вы» назвала, значит, не такой уж и «мальчик».
Павла Ивановна замахала на Светку руками:
— Митрий-то пьяницей? Ой, дева, поберегись,
Светкины подруги тоже бросили работу: еще бы, на берегу бесплатный концерт.
Митька покосился в их сторону: ничего девчонки, приглядистые. Они тоже посматривали на него с любопытством. Митька, чувствуя на себе их взгляды, зарделся еще сильнее, шагнул с луговины на песчаную отмель. Он хотел было закатать штанины, но при девчонках сделать это постеснялся, и отхлынувшая от противоположного берега им же поднятая волна выплеснулась ему на колени.
— Мальчик, и вы подол замочили! — крикнула Светка. — У вас жена тоже пьяницей будет… А у меня — муж… Может, на этом мы с вами и сойдемся? А?
— Ну артистка, — восхитилась Павла Ивановна, — с тобой не соскучишься, — и тут же, спохватившись, припугнула Митьку: — Ой, Митрий, попадешься такой, так из-под каблука не вылезешь. И не хочешь, пьяницей сделаешься… У нее любой запьет…
— Что же это вы, Павла Ивановна, так плохо обо мне думаете? — разыграла из себя обиженную Светка.
— Да неплохо, а удалая ты больно… А Митрий-то у нас тихий. Ты к нему не подкатывайся…
И кто ее тянет за язык? На посмешище прямо выставила перед девчонками. И Светка хохочет, и подруги ее за животы держатся.
Митька зачерпнул со дна горсть мокрого песку и зло растер его по самоварному боку. Ничего, парень, терпи. Сам нарвался — приезжих, видите ли, посмотреть захотелось. А с приезжими и слова не вымолвит — только отпышкивается, как еж.
Светка, видно, забыла, зачем на реку пришла, в сторону белья и не оглядывалась.
— Павла Ивановна, — подскочила она к старухе, — я бы из него бойкого сделала.
— Зна-а-мо, ты испроказишь. Я и говорю, что у тебя всякий запьет… Нет, Митя, ты от нее подальше держись. Вон у меня Вера с Катей — эти не изобидят. Вот подрастай быстрее, за тебя любую из них отдам.
Она и руки вздернула вверх: ух, ничего для тебя не жалко! Смотри ты, как разошлась — никогда не думал, что Павла Ивановна в розыгрыше так подъялдычивать умеет.
— А что, девки? — вошла она в раж. — Не прогадаете. Жених куда с добром. Такого вам и не видывать в другом-то месте. Все у него в руках горит: и с топором, и с пилой, и с молотком — во все дыры Митрий затычка. За такого бы вышли, так и не охнули б. С ребенком и то сам выводится — и спеленает, и кашу сварит — круглыми ночами спали б и огонька не добывливали б… Вот за Митей-то как…
— И варить умеет? — невинно переспросила Светка.
— Умеет, — подтвердила Павла
— Вот такого-то бы неплохо мне. Я на кухне возиться не люблю.
«А где любишь-то?» — чуть не выкрикнул Митька. Не на реке ли с бельем? Ба-ры-ня-а… Митька сразу распознал, что ты за птичка. Маменькина дочка — вот ты кто…
Он кипел злобой. Но не бросишься же на насмешниц с кулаками. Павла Ивановна вроде от чистого сердца его нахваливала, а эта, светлошарая, на свой лад переиначивала все.
— Ну так, мальчик, чем завершим с вами разговор? — спросила Светка. — Питать ли надежду на будущее?
— А пока ничем, девочка… Подрастете, тогда приезжайте, поговорим.
А что? Кажется, неплохо отбрил. По крайней мере, Светка не ожидала выпада с его стороны, замолчала.
Девчонки порскнули, украдчиво обменялись из-под бровей одобрительными взглядами.
— Ну что, милая, съела? — подколола Павла Ивановна. — Смотри, нашим парням палец в рот не клади.
Та, что в серой кофточке, Катя, кажется, если верить Алику, вытащила из бака наволочку и первой склонилась к воде:
— Девчонки, мы так и до утра не управимся.
Наволочка в ее руках уже ныряла уткой и даже крыльями, казалось, всхлопывала, взлетала над водой, даваясь Кате поймать себя то за один угол, то за другой, сама выворачивалась наизнанку.
— Вот у меня тоже артистка-то, — нахваливала ее Павла Ивановна.
Да, уж точно, руки у Кати не крюки — работу любят. Это с одного взгляда определишь. Да на ее руки можно без отрыва смотреть часами. Они снуют, как маленькие челноки. И ни одного-то лишнего движения, ни одной спотычки.
Катины руки чем-то напоминали Митьке материнские — такие же сноровистые, умелые.
Катя полоскала белье, стоя на коленках, и доски под ними были сухими — только кое-где темнели крапинки брызг. Ну-ка, сумеет ли хваленая Светка так белье выжать, чтобы подмостки не замочить? То-то и оно, не сумеет.
А у Кати вот получается, и она не распускает язык, как Светка, ни над кем не насмешничает. Ну, так верно: кому язык дан, а кому руки… И голова. Митька не мог допустить, чтобы умная голова и ловкие руки жили бы сами по себе, врозь. Нет, они обязательно принадлежат одному человеку. Вот болтливый язык — это да, он всегда без хороших рук. Тут связь понятная: болтаешь — работать некогда.
Митька вот и сам разболтался в мыслях-то и сразу снизил темп. А того и гляди, Никола проснется. Поторапливаться надо.
Он по-быстрому управился с самоваром и выскочил на берег. Девчонки копошились на помосте втроем, Павла Ивановна, видать, уковыляла домой. Митька перевернул самовар вверх дном, чтобы выплеснуть воду, и направился в гору. Катя из-под нависшего на лоб платка метнула на него торопливый взгляд — он показался Митьке искрой: сверкнул, и нету его, но заставил Митьку замедлить шаг.