Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий

Яркевич Игорь

Наконец показались люди. Как я понял - рабочие люди. Как раз закончилась смена, и они шли со смены все совсем пьяные. Закончилась смена на дрожжевом заводе "Дербеневка" или в цехах завода Ильича - я не понял. Как так можно напиться в жопу на рабочем месте - я тоже не знаю. Но это было не важно. Все равно они не могли бы ответить на вопрос, где здесь поликлиника.

Все-таки я спросил. Там был один человек, тоже абсолютно пьяный, но в очках и с портфелем; очки и портфель оставляли надежду. Он напоминал пробивного карьериста из советских производственных фильмов семидесятых годов. Я его спросил не про поликлинику. Про Новоспасский мост - поликлиника была рядом с Новоспасским мостом. Про поликлинику он мог

и не знать, но про Новоспассский мост - мог. Но он ответил, что если я к евреям, то он про еврея отвечать не хочет. Он их презирает. Он сам не имеет с ними дело и не даст иметь с ними дела другим. Он принял Новоспасский мост за фамилию еврея. В чем-то он прав. Новоспасский вполне может быть фамилией еврея. Но с антисемитизмом пора кончать. Тем более, если Россия собирается регулярно получать займы от МВФ или даже вступать в НАТО. Из-за таких уродов России могут не дать займы и не принять в НАТО.

Но с работы идут не только мужчины. На каждой работе есть женщины, и они тоже идут с работы. Что бы там ни говорили про русский женский алкоголизм все равно женщины не пьют на рабочем месте как мужчины. Женщины на рабочем месте не пьют совсем или пьют значительно меньше мужчин. Поэтому женщины знают, что находится вокруг рабочих мест. Как только я встретил женщин, то они мне все сразу объяснили, как пройти в поликлинику.

В поликлинике мне сначала отказали. В регистратуре сказали, что у них нет врача-проктолога. Тут был виноват не мороз, не пейзаж, даже не русский идиотизм, а уже только я сам. Я посмотрел в энциклопедии, как называется врач, который занимается геморроем. Называется он проктолог. Но в регистратуре не знали, чем занимается проктолог. Они не только не знали, что геморроем, а чем вообще. Ведь я сказал не что у меня геморрой, а что мне нужен врач-проктолог. Я был виноват сам, но мне было неловко, что у меня геморрой. Но потом я все-таки сказал, что у меня геморрой, и они ответили, что геморроем у них занимается хирург. Они добавили, что не хуя тут выебываться: если у тебя геморрой, так и говори, что у тебя геморрой, а не то, что тебе нужен проктолог.

Обычно все врачи в русских поликлиниках татары или кто-нибудь еще из Средней Азии. Этот был татарин тоже. Но жаловаться грех. Он был вполне цивилизованный интеллигентный татарин. Когда-нибудь такими будут все татары. Мы с ним рассказали другу другу анекдоты не только про геморрой, а и про все остальные стороны жизни. Его очень заинтересовало, что я писатель. Он даже спросил, про что пишу. Я рассказал ему как мог.

Я обычно не говорю, что я писатель. Но ему сказал. Интеллигентному цивилизованному татарину надо говорить правду.

Потом он стал осматривать геморрой. Он просил показать жопу и прогнуть спину как лошадь, - так ему будет удобнее залезть пальцем в жопу, чтобы осмотреть геморрой. Обычно я хорошо прогибаю спину. Я могу прогнуть спину как угодно; хоть как лошадь, хоть как кто. Но в этот раз что-то не вышло. Наверное, от страха, - до этого мне пальцем в жопу не залезали и вообще не залезали. Тогда хирург обиделся. Он залез пальцем в жопу и сказал, что у меня хронический геморрой. Но он не специалист по геморрою. Он хирург, а не проктолог. Хирург лезет пальцем в жопу, но что там, толком не знает. Знает проктолог. Проктолога у них в поликлинике нет. Но он есть в другой поликлинике. Надо сдать анализы и взять направление. К проктологу в другую поликлинику нельзя без анализов и направления. Пока он рекомендовал попробовать свечи.

Теперь я уже и чувствовал себя не только клопом и клоуном, а еще и гомосексуалистом, которого выебали в жопу неизвестно за что. За неведомую ему вину. Выебали навсегда. Впереди ничего. Впереди только маленькие радости гомосексуалиста - мази, кремы и, главное, конечно, свечи. Скромный образ жизни. И свечи, свечи и свечи.

Когда чувствуешь себя гомосексуалистом - это уже не трещина

в жопе. Это уже трещина в жизни. В геморрое виновата не жопа, а неправильное устройство жизни. Не жизнь виновата в ее неправильном устройстве, а виноват ты сам, что неправильно ее устроил. Если бы я был казак в Ростовском хоре песни и пляски, то у меня бы не было геморроя. Пел бы и плясал что-нибудь казацкое. Если бы журналист - тоже все было бы нормально: писал бы себе и писал всякую хуйню. Если бы политик - и опять все было бы хорошо: мучил бы людей. Но зато бы сам не мучился от геморроя.

Я стал готовиться сдавать анализы; нужно было время, чтобы решиться еще раз пройти через тот же пейзаж. Но Алла не считала, что надо сдавать анализы и пробовать свечи. Алла говорила, что это не поможет. Татарин в поликлинике нес хуйню. Дело не только в жопе. Мы слишком увлеклись постмодернизмом. Надо вернуться к костру традиционных ценностей русской культуры. К героям последнего взрыва гуманизма в европейском кино, - Феллини, Антониони и всякое такое. К надеждам советских либералов. К идеалам советских диссидентов. Надо находить для себя маленькие радости не в свечах, а хотя бы в том же Диккенсе. Надо уметь не только все отрицать, но и многое принимать. Мы давно не читали вслух стихов. Мы давно не замирали от встречи с искусством.

С Аллой не хотелось спорить. Я уже привык не спорить с Аллой. Алла редко когда ошибалась. Тем более снова идти в поликлинику я еще не был готов. Я попытался вернуться туда, куда сказала Алла, и найти там все то, что она сказала. Я был у Феллини и у советских либералов. У традиционных ценностей русской культуры. Даже у Диккенса! Там совсем не скучно. Там невозможно находиться долго, но долго там находиться я все равно не смог: геморрой не проходил. Я там все нашел, что велела Алла, - и надежды, и идеалы, и маленькие радости. Все это, конечно, замечательно, но геморрой не проходил.

Тогда Алла сказала, что все значительно серьезнее. Надо восстанавливать космическое равновесие. Придется восстановить. В жопе сидит не геморрой. В жопе сидит метафизическое зло. Геморрой - это признак лимба. В лимбе все с геморроем. В регистратуре не знали, кто такой проктолог. Я не знал, что такое "лимб". Я знал, что такое "лимб". Но я быстро забываю такие вещи. Это ад, но не совсем ад. Это чистилище, но не чистилище. Это что-то среднее между адом и чистилищем.

Мирча Элиаде и другие специалисты по эзотерике ничего не писали про геморрой, но это не отменяет эзотерическую природу геморроя. Не отменяет! Ничего не писали Ролан Барт, Мишель Фуко и другие вызывающие доверие люди. Но это тоже не отменяет необходимость восстановления космического равновесия.

В доме появились шарики, колокольчики, дощечки, таблички с иероглифами, палочки, благовония, книга "И-цзин для начинающих" и вся эта китайская мистическая хуйня, от которой меня мутило. Вообще-то я к Китаю отношусь хорошо. Я его почти не путаю с Кореей и Японией. Я обожаю китайскую кухню. Я не расстаюсь с соевым соусом. Китайский чай - лучший чай в мире! У меня хорошая библиотека средневековой китайской прозы. До Аллы у меня был роман с китаисткой. Но, блядь, геморрой давал о себе знать постоянно. Тайком от Аллы я стал готовиться сдавать анализы и купил в аптеке свечи.

Мы собирались ехать в деревню под Москвой. Алла узнала из надежных источников, что для восстановления космического равновесия надо съездить именно в деревню Захарово по Белорусской дороге. Там живет одна совсем уже старая пизда Захаровна, которая очень хорошо чувствует космос. Она, конечно, не Мирча Элиаде и не Мишель Фуко, и не Феллини, и даже не советский либерал, но космос чувствует. В русской деревне есть сила! Никакие реформы не могут отнять эту силу! И старая пизда не только выражает эту силу, но и через эту силу чувствует космос и помогает восстановить космическое равновесие.