Свенельд или Начало государственности
Шрифт:
И снова ни один человек открыто не выступил против, но я чувствовал, что с молодым голубоглазым воином следует поговорить особо.
– Витольд не был твоим конунгом?
– Да, я сам по себе.
– В чужой стране гулять самому по себе, все равно, что быть вне закона.
– Ты же знаешь – варягам к этому не привыкать.
– Но, убив Витольда, ты поневоле взял на себя его обязательства!
Голубые глаза нахмурились, и вертикальная складка, устремившись к переносице, разрезала открытый лоб надвое.
– Пожалуй, ты прав.
– И что дальше?
– Я и мои воины будем служить Рюрику, но с одним условием.
– Говори!
–
– А если вы покинете его перед решающим сражением?
Лицо юноши вспыхнуло, словно сигнальный огонь на сторожевой вышке, складка над переносицей исчезла, и я пожалел, что задал унижающий его вопрос.
– Не оскорбляй меня!
– Извини! Я передам твое условие Рюрику. Думаю, он согласиться с твоей просьбой.
Мы не успели закончить разговор, как полил дождь. Его тягучие нити были сотканы прочно и плотно – хмурая беспросветность окутала и людей, и крепостные стены, и борта причаленных судов. Потоки холодной, безжалостной воды лились с неба на землю, а по земле устремлялись в Волхов, поверхность которого кипела и пенилась, радуясь родственному слиянию с посылаемой сверху влагой. Все мгновенно промокли, потяжелевшая одежда и обрушивающийся с небес беспрерывный поток гнули к земле, но душа выпрямлялась и рвалась навстречу дождю, словно узница, только-только помилованная и тут же выпущенная на свободу.
15.
Мы были привычны к холоду, нам с детства случалось бегать босиком по скрипучему снегу, нам приходилось утолять жажду, растапливая куски льда, но первую настоящую морозную зиму мы пережили в Новгороде. Тягучие ночи в мерцании величественного снежного царства, таинственно-доверительное тепло живого огня располагали русичей к воспоминаниям, мечтам и мирной жизни вокруг уютного очага среди любимых жен и детей. Еще осенью все варяги, включая и Рюрика, так же обзавелись женами, но семейная жизнь полностью не могла скрасить их вынужденное бездействие – это понимали многие, и едва в руслах замерзших рек под лучами оживающего солнышка образовался крепкий наст, из Новгорода потекли первые ручейки санных обозов.
Оправившийся от раны Трувор был послан в Изборск – город кривичей, пожелавших видеть у себя в качестве князя одного из братьев Рюрика. В Белоозеро отправился Синеус, и оба брата имели под своим началом небольшую смешанную дружину из варягов, русичей и угро-финнов. Горыс – молчаливо согласившийся с тем, что немалая часть его людей попала в уходившие дружины, и Вадим, оправдавшийся за свое безмолствие во время осеннего прибытия Витольда непонятным исчезновением отправляемых им гонцов, оставались под непосредственным присмотром Рюрика. «Не лучше ли будет отправить их с поручением подальше? – спросил я его. – Но ты же со мной, – то ли в шутку, то ли всерьез отрезал тот».
Наступил день, когда и мы в сопровождении Горыса и Вадима через весянские земли, считавшиеся уделом дружественного Весела, двинулись в сторону Ростова – древней столицы мерян, находившейся под властью вятичей. В изрядно опустевшем Новгороде княжескую власть олицетворял теперь Олег, безграничное доверие к которому с нашей стороны не угасло со времени первой встречи.
Мы забирались дальше и дальше в глубь великой страны, передвигаясь от поселения к поселению, и с удивлением обнаруживали, что слух о Рюрике с первых дней осени распространялся среди затерянного в лесной глуши народа, словно улетавшие в более теплые края птицы на каждой стоянке оставляли
– Я бы не советовал углубляться далеко отсюда, даже мой отец старался избегать этих мест, люди, живущие здесь, слишком свободолюбивы и упрямы. – Предупредил он Рюрика
– Кому они платят дань?
– В том-то и дело, что никому. Редко кто добирается до таких глухих углов, а выбраться из них без помощи местных жителей еще труднее.
– Спасибо за предупреждение, Весел, – Рюрик дружески похлопал весского вождя по плечу. – Теперь я понял, почему ты встретил нас именно здесь, а не в начале пути.
– Но ты ведь все равно не послушаешь меня, – круглое лицо Весела залоснилось улыбкой, – отдохни в моем Сожске и разреши сопровождать тебя дальше.
– Хорошо! Доберемся до первого селения и повернем назад – в Новгород вот-вот должны прибыть гонцы от Синеуса и Трувора – необходимо узнать, как они справляются без меня.
Мы переночевали в крепости Весела, и утром, усилившись его воинами, готовы были без промедления продолжить объезд славянских земель, если бы не Вадим. Уже накануне вечером он выглядел болезненно поникшим, и от его приземистой фигуры не веяло природной силой и монолитностью.
– Господин тяжело болен, он не может даже говорить – сообщил его человек.
Весел на правах хозяина замка, Рюрик и я прошли в покои Вадима. Лицо больного было белее снега, в уголках потрескавшегося рта надувались и лопались пузырьки желтоватой жидкости, глаза бессмысленно упирались в низкий, сучковатый потолок.
– Я не травил его – скорее удивленно, чем испуганно выдохнул Весел, а Рюрик лишь недоуменно покачал головой.
Я дотронулся ладонью до лба больного – при смертельной бледности и других устрашающих проявлениях внезапной болезни температура тела Вадима была вполне нормальной, и это насторожило меня, но Рюрик торопился закончить поход, и, оставив в Сожске лекаря, предусмотрительно захваченного из Новгорода, мы выехали из крепости, намереваясь вернуться в пограничное укрепление Весела на следующий день.
Русло реки, по которому двигался наш обоз, постепенно сужалось, и все ближе к нам подступали раскидистые ели, казалось навсегда согнувшие свои ветви под тяжестью осевшего на них снега.
– Далеко до привала? – озабоченно спросил я Весела, и тот молча указал рукой куда-то поверх мерцающего вдалеке леса.
Приглядевшись, я с трудом различил ниткообразное облачко, поднимающееся вверх прямо от верхушек сливающихся в сплошную стену елок.
– Мрачное место, – согласился Рюрик, и я вдруг отчетливо заметил крохотный вздувшийся пузырек на его пунцовых, потрескавшихся губах.