Свенельд или Начало государственности

Тюнин Андрей

 – Как оно выглядело?

 – По-моему, это был крупный остров, место сбора драккеров для далеких совместных походов. Мы не увидели ни стен, ни башен, как в южных городах, но дымки от очагов простирались до самого горизонта.

 – Что еще запомнилось тебе?

 – Ничего. На сушу отец Рюрика выбрался в одиночестве, он же привел людей, которые выгрузили привезенные нами трофеи в обмен на сотни мешков зерна.

 – И ты думаешь найти варяжский остров спустя десяток лет?

 – Когда мы отчалили от родного берега, Свенельд, оказавшийся рядом со мной, прошептал прямо в ухо: «запоминай и будь внимателен». С тех пор и без его напоминаний я ни разу не сбился с пути.

 – Он очень

предусмотрительный ваш Свенельд! – укол сожаления о недоступности Свенельда ужалил мое сердце, но боль тут же улетучилась, едва я вспомнил о Рюрике. – Язык жителей острова был вам понятен?

 – Мы слышали лишь несколько фраз, они были понятны, хотя отдельные звуки и резали слух.

 – Ни разу впоследствии вы не встречались с другими варягами?

 – Нет.

Нас бросало по волнам, словно щепку, то вверх, то вниз, желудок выворачивало наизнанку, а тело на гребне волн становилось тщедушным и невесомым. Но стихия шторма, бушующая неподвластно человеческому разуму, не ужасала, а притягивала своим необъятным и всепоглощающим могуществом. Наши спутники, за исключением Трувора, обессилев от качки, уже не подчинялись призывам медного диска и бросили весла, скорчившись на гребных лавках то ли от желудочных колик, то ли от предчувствия неминуемой смерти. Синеус стоял на корме ладьи и, продолжая управлять ею, пытался держать курс поперек накатывавшимся волнам, видя в своем упорстве единственный шанс для спасения. Я постоянно держался рядом с кормчим, и странно, что в ревущем море мы с ним прекрасно слышали и понимали друг друга. Именно с тех пор Синеус стал относится ко мне без маниакальной подозрительности, а я признался, что ошибался, считая его недостойным моего исследования.

 – Мы погибнем?

 – Не знаю, Один разгневался за мое отступничество, а ваши боги пока мне не помогают.

– Я никогда не думал, что сгину в соленых волнах.

 – Мы почти достигли цели, но сейчас надо не дать буре отправить нас на дно. Растолкай их, – Синеус кивком головы указал на русичей, – пусть вычерпывают воду.

Весь день волны старались перевернуть ладью, но к вечеру пенные завитушки на их гребнях исчезли, и буря перестала казаться страшной и непреодолимой. Мы все почувствовали перемену в характере стихии – ладья теперь не возносилась, словно утка с гребня на гребень, а острым носом разрезала успокаивающиеся волны. Ночь вызвездила щедрым урожаем и помогла нам не сбиться с правильного курса, но Синеус по-прежнему выглядел удрученным и мрачным. Теперь он нуждался в общении со мной, томясь сомнениями, терзавшими его душу с начала нежданного путешествия, и только варяжская натура не позволяла ему первому продолжить доверительную беседу, начавшуюся во время бури.

 – Что мучает тебя, Синеус? Большие волны вернутся?

 – Нет, шторм заканчивается.

 – Тогда что же?

 – Я не знаю, как нас встретят. Мой брат сомневался в успехе, раз послал тебя вместе с нами.

 – Думаешь, золота и мехов не хватит, чтобы нанять варягов?

 – Золото – не все для варяга, хотя, наверное, ты знаешь о моем народе больше, чем я. Наш род – изгой, наши корни подрублены – боюсь в своей стране – мы чужаки. И – меня смущает кольцо…

 – Расскажи мне о нем. Не беспокойся, Рюрик обещал, что тайн от меня у вас быть не должно.

 – Да, он советовал во всем опираться на твою помощь. Что тебя интересует?

 – Я слышал, что кольцо раньше принадлежало Меру, знаю, как оно попало к Рюрику, но в чем его значимость, почему оно смущает тебя, и ты открыто не носишь его на своей руке?

Синеус вынул из-за голенища сапога, сшитого из телячьей кожи, кусочек холщовой ткани, аккуратно развернул его и протянул мне узенькое золотое колечко, по всему ободку которого

причудливыми, не встречавшимися мне ранее письменами были выгравированы два коротких слова.

 – Отец Мергуса был знатным конунгом, а кольцо – знак княжеской власти. Но у Мергуса осталось много влиятельных врагов, и носить его напоказ – по крайней мере, не разумно.

 – Не думаю. Опасностей нам хватит и без него, а с ним мы вызовем дополнительный интерес, а возможно и доверие. Надень его, Синеус.

Варяг согласился со мной, и остаток ночи спал как убитый, положив под щеку широкую ладонь с узловатыми пальцами, на одном из которых теперь было надето кольцо Мергуса.

Утром очертания берега вызвали в нас и неподдельную радость, и растущую настороженность.

Города, как такового действительно не было, но среди непритязательных жилищ, выложенных из крупных неотесанных камней, высился просторный замок, в котором при желании разместились бы десятки семей. Он не был достаточно укреплен на случай осады или штурма, служив в первую очередь надежной защитой от шквальных ветров и людского любопытства.

Мы без помех выбрались на берег, никто не вышел нам навстречу, хотя я физически всей кожей ощущал, что наше появление не прошло незамеченным, и за нами постоянно следят несколько внимательных пар глаз. От такого приема мы растерялись больше, чем от неприкрытой враждебности или недоверия, которые готовились встретить в варяжской земле. Нам с Синеусом ничего не оставалось, как оставить ладью под присмотром Трувора и двинуться к открытым воротам замка.

Мы миновали несколько выложенных из камня строений, из которых слышались в основном мужские голоса, и по-прежнему, не встретив никого на своем пути, кроме двух полуголых, оборванных подростков, не обративших на нас внимания, приблизились к распахнутым створкам деревянных ворот. Но ворота со скрипом захлопнулись перед нашим носом, и мы не решились настаивать на вторжении, понимая, что нас намеренно не хотят впускать внутрь замка.

Несколько следующих дней и ночей мы провели в своей ладье, ставшей для нас, таким образом, родным домом не только во время плавания.

Конечно же, нам пришлось общаться с обитателями поселка, покупать у них необходимую скудную пищу, пополнять запасы пресной воды, но узнать что-либо ценное не удавалось – негласный сговор скрытности и неопределенности витал над нами, пока ворота замка, к которым мы подходили по несколько раз за день, издевательски захлопывались перед нами.

Вскоре рядом с нашей ладьей причалил драккар с молчаливыми гребцами, которые беззастенчиво разглядывали содержимое соседней лодки и с видимым усилием вслушивались в наши приглушенные фразы. Напряжение, висевшее над нами, словно туча во время недавнего шторма, сгущалось с каждым днем, а нам оставалось лишь ждать и надеяться, что оно, как и морская буря, без жертв разомкнет свое затянувшееся объятье. Но получилось все по-другому.

Очередная порция воды в кожаных мешках стала подходить к концу, и Трувор с двумя войнами отправился к колодцу, находившемуся в глубине поселка. Ничего не предвещало опасности – дорога была знакома, колодцем мы пользовались не первый раз, варяги уклонялись от лишних встреч с нами. Но возвратился Трувор раньше времени, без спутников, с глубокой резаной раной в левом боку. Нападение было подлым и предательским, причем явно имело целью похищение моих соплеменников. Трувор, единственный из посланных за водой, имел с собой оружие, и, хотя его жизни ничто не угрожало, не мог оказаться безучастным свидетелем дерзкого похищения. В результате короткой схватки он ранил двоих из нападавших, но и сам пропустил искусный удар мечом, вынудивший его больше думать о собственном спасении, чем о выручке попавших в беду русичей.