Сверхновые религиозные звезды
Шрифт:
Климент XV обвел внимательным взглядом аудиторию и резко вытянув левую руку, указал на довольно молодого мужчину с типично галльской внешностью.
– Вы не согласны с тем, что я сейчас сказал?
– Э… - тот замялся, - …Нет, ваше святейшество, я просто немного удивлен.
– Подойдите сюда, - повелительно сказал Папа, - представьтесь и объясните, что вас смутило. У нас здесь честный, открытый разговор.
– Меня зовут Луи Фурми, - сказал мужчина, подойдя к круглому столу, - я преподаю общую теорию поля и релятивистскую
– Где вы это прочли, и как это было аргументировано?
– Я не помню точно, где, но там говорилось: океанийская церковь не признает, что Христос умер за наши грехи и воскрес. Для меня, католика, это серьезный аргумент.
– Что такое смерть? – спросил Климент XV.
– Смерть? – переспросил Фурми, - Вы имеете в виду научное определение?
– Я имею в виду ваше мнение, Луи.
Преподаватель теории поля смущенно переступил с ноги на ногу.
– Мое мнение? Я не биолог и не врач. Возможно, я ошибусь в деталях, но смерть это прекращение жизни, после которого уже ничего не помогает и организм разлагается.
– Вполне здравая мысль, - констатировал Папа, - Следовательно, если жизнь как-то восстановилась, то мы не можем говорить, что имела место смерть, не так ли?
– Медики называют это клинической смертью, - сказал Фурми, - Но это, конечно, не смерть в прямом смысле, поскольку это обратимое явление, а смерть необратима.
– В таком случае, Луи, что вы понимаете под этими словами: умер и воскрес?
– Так написано в катехизисе, - ответил Фурми.
Климент XV погрозил ему пальцем, на котором сверкал перстень святого Петра.
– Я спросил не где это написано, а как вы это понимаете.
– Я… Я полагал, что это чудо, и слова здесь имеют совсем другое значение, чем в обыденном языке. Ведь Христос - это Бог, а значит, он бессмертен, и он не умер в человеческом смысле, а… Извините, я не могу это объяснить, я не теолог.
– Вы не можете объяснить, - задумчиво отозвался Папа, - Вы не понимаете. Да?
– Не понимаю, - признался преподаватель.
– Не понимаете. Никто не понимает, потому что это тайные слова. На попытке их толкования споткнулись и впали в ересь даже многие отцы церкви. А составители краткого океанийского катехизиса обошли молчанием эту великую тайну, чтобы не соблазнять верующих, потому что сказано: кто соблазнит одного из малых сих, тому лучше бы повесили жернов на шею и бросили в море. Кто это сказал, Луи?
– Христос, - тихо ответил Фурми.
– Правильно. Помните об этом, и не повторяйте глупостей, которые пишут всякие безответственные люди, вообразившие, будто они святее Спасителя. Сейчас, Луи, выйдите из аудитории, прочтите трижды «Pater noster», а потом вернитесь.
Папа проводил глазами преподавателя теории поля, идущего к дверям походкой Буратино, на негнущихся ногах. Потом снова обвел взглядом аудиторию,
– Вас тоже что-то смущает? Подойдите сюда и поделитесь своими сомнениями.
– Да, доктор Климент, - сказала она, направляясь к столу, - Я Сандри Ретел, и я тут пытаюсь преподавать основы астрофизики… С переменным успехом. Я не могу утверждать, что я католичка. Я как-то больше склоняюсь к деизму. Меня смутило высказывание по поводу общечеловеческих ценностей и толерантности. Знаете, я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, в современном мире должны быть некие ценности, общие для всех, независимо от религии.
– Какие это ценности?
– спросил Папа, - Вы можете их перечислить?
Сандри Ретел утвердительно кивнула.
– Это несложно. Их, на мой взгляд, всего три. Не поступать с другими так, как вы не хотели бы, чтобы поступили с вами. Затем, желание понять другого, и найти с ним компромиссные решения по спорным вопросам. И последнее: не забывать, что мир принадлежит не только нам, но и следующим поколениям. Им здесь жить.
– Почти католическая позиция, - заметил Папа, вставая со своего места, - Я бы сказал: католическая, если бы вы объединили первые две ценности в одну: любить ближнего.
– Нам бы перестать ненавидеть ближнего, - ответила она, - а любить, это роскошь.
Климент XV улыбнулся и похлопал ладонью по спинке стула.
– Присядьте, пожалуйста, Сандри. Я освободил место специально для вас.
– Я еще не в том возрасте, чтобы мне трудно было стоять, - проворчала Сандри.
– А я еще не в том возрасте, чтобы сидеть, когда дама стоит, - парировал Папа.
– Только из уважения к вам, - сказала она, и уселась на литерное место «A».
– Спасибо, - сказал он, - Теперь, давайте выясним главное: кто наш ближний?
Преподаватель астрофизики посмотрела на него с некоторым удивлением.
– По-моему, любой человек. Разве нет?
– Вообще любой, или любой, признающий эти ценности? – спросил он.
– Я полагаю, - сказала она, - что любой нормальный человек признает эти ценности. Возможно, в каких-то системах это формулируется иначе, но суть та же самая.
– Увы, нет, - произнес Папа, - Есть совсем другие системы. Например, нацизм.
– Нацизм - это патология, - возразила доктор Ретел.
– Будете ли вы считать нациста своим ближним? – спросил он.
– Если это не просто обманутый болван, а убежденный нацист, то не буду.
Папа кивнул и развернулся к доктору Фурми, только что вернувшемуся в зал.
– Луи, как, по-вашему, следует ли считать нацистов нашими ближними?
– Нет, конечно!
– А исламских экстремистов с их террористической сетью?
– Нет.
– А буддистов, язычников, коммунистов, анархистов, атеистов?
– Э… Их так много, и они такие разные. Может быть…